шорты в глине и траве. Между сопками внизу – ручьи, которые тоже начинены минами и сюрпризами.

Первая сопка далась нам с огромным трудом за несколько часов. Уже тогда казалось, что мы идём очень давно. А впереди их было ещё шесть…

Каждая из гор, как оказалось, имела своё имя и свою дополнительную особенность: где были подвесные мосты и канаты, по которым мы, срываясь и раздирая руки, карабкались; где были особенные ловушки; а где – засады и просто непроходимые заросли джунглей…

Короче, наши учителя размазывали группу советских братьев шаг за шагом. Мы проигрывали любое соприкосновение с воображаемым противником. Везде нас «убивали», «брали в плен», только что не «ковырялись ножичками» в наших мозолях, ссадинах и измученных телах в прямом смысле этих слов.

Далеко за полночь закончился наш первый день. Засыпали на своих холодных кроватях, как дети, впервые познавшие истину взрослых.

Ночью мне снились горы, джунгли, ловушки врагов, которые отрывали нам ноги и руки… и… «Тропикана» с танцовщицами, целовавшими меня в шею, именно в то место, где кровоточила рана от ремня монстра-автомата. Тело горело, как будто натёртое перцем чили. Рай, в котором мы жили последние дни, навсегда закончился. Наступили времена, ради которых нас сюда послали…

И полетели дни, похожие один на другой. Утром – в шесть утра – подъём и зарядка, которая длилась час. Завтрак и занятия. Каждые два часа менялись преподаватели. Информация валилась на нас как из рога изобилия. Всё, о чём мы слышали, было для нас незнакомо. Всё, о чем мы знали ранее, – было из другой жизни…

Мы стирали свои майки и трусы, брились, умывались, мылись, но никак не могли привести в порядок свои избитые ноги и тела… Через некоторое время мысли стали собираться, и на занятиях мы стали такими, какими были всегда…

Программа была построена по методике спецвойск Вьетнама. Войска Соединённых Штатов Америки напали на Вьетнам, рассчитывая «разорвать» их своей мощью и силой современного оружия в одно мгновение. Так сначала и произошло – территория была их, а вот сердца и души вьетнамцев оставались непокорёнными. Был создан Да-Конг – спецназ Вьетнама. Используя технику выживания, когда невозможно после массированных бомбардировок, напалма и обстрелов остаться в живых, бойцы Да-Конга умудрялись оставаться не только живыми, но и боеспособными… Эта техника и была положена в основу наших занятий.

Целый курс – это передвижение на поле боя.

Это – самое главное, чтобы выжить. Двигаться одному или в составе маленького подразделения на виду у десятков вражеских глаз, устремлённых в твою сторону, и оставаться невидимыми – наши учителя умели.

На первом занятии по «технике передвижения» нас построили на большой поляне. Стояли мы внизу совсем некрутого склона, уходящего вверх. Метров через сто шли ряды проволочных заграждений, вышки для часовых, а в глубине – зарытые в землю блиндажи-казармы, макеты пушек и танков. Были видны и окопы.

Перед нами, как нам объяснили, укрепрайон противника – примерно батальон по численности.

– Вам, группе из шести человек, – вы будете разделены на две подгруппы, – начал говорить капитан в ангольской форме, – необходимо провести доразведку, скрытое проникновение, пройдя два минных поля, ряды колючей проволоки, и уничтожить личный состав батальона и технику!

Звучало это, по крайней мере, несерьёзно… Группе из шести человек, двое из которых остаются ещё, как оказалось, на прикрытии проделанных входов в минных полях, уничтожить человек триста солдат, пяток танков и пушек… Мы смотрели на преподавателей, ну, по крайней мере, как на перегревшихся на солнце.

У меня в таких случаях обычно портится настроение. В фантастику давно уже не верил. Я начал скучать. Это настроение, пожалуй, было общее у всех. Группа из двенадцати советских офицеров КГБ стояла в уже привычной форме – зелёные шорты-трусы, сумка через плечо и автомат на груди – перед сказочно, как нам казалось, нереальным кубинским капитаном и… слушала бред…

Утром я случайно услышал разговор нашего шефа с начальником школы. Спокойствие и сдержанность Виктора Васильевича мне были уже знакомы. Но даже он после «тропы» в горах был несдержан. Его расстроила не сама тропа, а то, что нам дали эти несусветные болванки автоматов из железа: «Вы что, не доверяете нам оружие? Боитесь, что мы его потеряем? Здесь находятся надёжные офицеры. Относитесь к нам не как к желторотым салагам…» Начальник школы успокаивал, убеждал, что это – такая методика, что все проходят это, всё будет хорошо… Но Воробьёва всё же услышали, теперь в строю мы стояли уже с настоящим, боевым оружием, скучая, разглядывая поле перед нами.

– Раненый или тем более убитый из состава группы, – продолжал кубинец, – это ваше поражение. Это недопустимо, – и добавил пару русских слов, которые он усвоил от нас. – Ни-ет! И – … – ещё одно, нелитературное, которому, будучи на тропе Че Гевары, мы его научили из хулиганских побуждений.

Строй весело захихикал. «Вот уже по-нашему», – подумалось мне.

– А мы считали, что как Александры Матросовы, пойдём в лоб на дзоты, – на русском языке, не переводя на испанский, сказал Михайленко, – и, как один, умрём в борьбе за это, – строкой из революционной песни закончил он.

Строй опять захихикал. Капитан не понимал, что это все так веселятся?

И тут он достал свисток, похожий на судейский, и издал длинный свист.

В десяти метрах перед строем, прямо из-под земли, выросли две фигуры с автоматами наперевес. Вставали эти приведения не спеша, как при замедленных съёмках! На них были маскхалаты, со спины обвязанные с ног до головы травой. Автоматы с одной стороны также обвязаны травой. Мы здесь стояли уже больше двадцати минут, лицом к ним, но даже представить не могли, что рядом находятся люди. Постояв с минуту, эти «привидения» так же медленно, как стелющийся дым, распластались на земле, слившись опять с полем. Я знал точное место, где они скрылись, но разглядеть их не смог…

Капитан тем временем издал два длинных свистка. Метрах в тридцати и чуть правее от строя, из пространства поля, выжженного, чёрного, также не спеша, поднялись уже пять «фигур-привидений» с автоматами. Они были измазаны то ли сажей, то ли углём. Всё, вплоть до лиц, и таких же, как у нас, трусов. Автоматы, сумки, перекинутые через плечо, – чёрные. Минут за пятнадцать перед этим я разглядывал это место и думал: «Здесь, наверное, жгли напалмом?» – и никого там не заметил. На этом выгоревшем пространстве они слились с чёрной землёй, как обугленная картошка в затухшем уже костре. Постояв минуту, бойцы медленно слились со своей преисподней.

Три длинных свистка капитана подняли ещё человек