Его дыхание шевелило волосы. Но на его груди было так хорошо и так спокойно, что я с трудом верила в его слова.

— Ты так говоришь, словно ты чудовище. Или превратишься в него через три дня.

— Возможно, да. И раз я так говорю, значит, это действительно важно. Какие бы ни были у меня на это причины. Семьдесят два часа, Ника. Не надо звонить или писать. Не надо объяснять почему ты не приедешь. Просто не приезжай.

— Я помню, что ты никому не объясняешь своих поступков и не оправдываешься. Но я…

Он перебил:

— И это тоже. Ещё один мой минус — требовательность. И ты либо ты делаешь как я прошу, либо в этом разговоре уже нет смысла.

— Хорошо. Хорошо, Алан, — дёрнулась я, отстраняясь. — Но почему?

— Потому что, когда ты взвесишь все «за» и «против», остынешь и трезво оценишь ситуацию, скорее всего, нам уже не понадобится ни встречаться, ни что-то друг другу объяснять. Я буду ждать тебя в любой время в эти семьдесят два часа. Или не буду ждать уже никогда. 

— Алан, люди сходятся, люди расходятся. В этом нет ничего страшного. Я могу приехать в срок, могу принять тебя со всеми твоими тараканами, а потом мы не сойдёмся характерами, и ты сам меня выгонишь.

Он тяжело вздохнул. И поднял моё лицо за подбородок.

— Просто сделай так, как я прошу. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула я. — У меня есть семьдесят два часа.

— Да, — кивнул он.

— В пятницу в полдень и ни секундой позже, — улыбнулась я.

Он кивнул, но не улыбнулся.

Я надеялась, что он меня поцелует. Но он закрыл глаза, качнул головой и убрал руки, словно меня отпустил.

«Я приеду, Ваше Строгое Сиятельство!  Обязательно приеду! — смотрела я ему вслед. На его прямую спину. На лёгкую походку. Потом — как моя машинка выезжает с парковки. — Я не передумаю, как бы тебе этого ни хотелось».

Очнувшись, я поторопилась в магазин.

А когда вернулась, с букетом, пакетом грибов и парой готовых бутербродов, папа меня ждал.

Мы проговорили до позднего вечера. Хотя и говорила в основном я.

Это был такой замечательный день! Полный воспоминаний, лета и тихой грусти. Букет ромашек стоял на тумбочке рядом с Цветком. Пахли детством свежие подосиновики. В открытое окно доносился хор квакающих лягушек.

Я пожелала папе спокойной ночи, пожав сухую тёплую руку.

А когда он уснул, тоже прикорнула рядом на раскладушке.

Казалось, закрыла глаза всего на секунду.

А проснулась от того, что пожилая санитарочка тормошила меня за плечо.

— Он умер, девонька, — сказала она тихо и приложила палец к губам: — Только не шуми. Умер, — и обняла, прижав к себе узловатой рукой.

Папа умер. 

Утро только тогда можно назвать добрым, когда встречаешь его не с Шерлоком.

Я посмотрел на часы. Ещё нет и семи. А он уже сидел на кухне за своим ноутбуком и, судя по количеству пустых фантиков от шоколадок и круглых пятен от кружки кофе, похоже, и не ложился.

Не знаю, как так получилось, что вчера поговорить нам так и не удалось.

Но сначала с тем автосервисом, что я назвал Нике, вышла накладка. У них в наличии была только дверь целиком. И я бы заплатил за замену всей двери, а не только бокового стекла, плевать, если бы она была нужного цвета. Но она не была. Пришлось бы ещё и красить, а это лишний день и ненужные расходы. Поэтому мне пришлось искать стекло, потом ехать за ним на другой конец города, чтобы самому привезти в автосервис.

Машину в ремонт я, наконец, сдал. А потом у такси, что везло меня в пригород, пробило колесо. И мне пришлось менять ему самому. Потому что водитель, худенькая женщина лет пятидесяти, не смогла даже провернуть баллонный ключ, хотя сначала вежливо и смущённо отнекивалась от любой помощи. Но даже я не смог провернуть эти прикипевшие гайки, пока мне в помощь не дали трубу, и только тогда дело пошло.

В общем, когда измученный, потный и грязный я, наконец, оказался дома, Шерлока уже и след простыл. Этот сраный Пинкертон опять уехал на моей машине и теперь ещё и с ключами от дома.

А вернулся, сволочь, без спроса, когда я уже на редкость безмятежно спал.

— Кофе налить? — поднял он на меня глаза поверх экрана.

— Да справлюсь как-нибудь сам, — хмыкнул я, взяв курс на кофемашину.

— Скажи, а откуда Ника знала эмблему «Кит-Бур-Сервиса»? — просил Шерлок, когда с кружкой кофе в руках я сел за торец стола, боком к детективу, развернувшему на моей кухне штаб военных действий: кроме пустых обёрток вокруг ноубука были разбросаны и листы, разрисованные какими-то схемами.

Я поднял одну их них.

— Не знаю. Она же курьер. Наверно, доставляла им какую-нибудь посылку, — отхлебнул я «американо» и уставился в лист.

В принципе интуитивно и так было понятно, что именно нарисовал детектив. Но он потрудился подписать: «просёл.дорога», «бет.блок», «место гибели» (обозначенное крестиком в кружке). И выше между «Пит-Стопом» и «местом» — ещё один крестик, без кружка. Рядом стояло время: «23.44». И ещё одно время «00.22» у кривой линии, обозначенной пунктиром, что шла с просёлочной дороги по встречной полосе до «места гибели» и потом уходила на правильную полосу.  

— То есть ты не спросил? — собрались на его лбу многозначительные складки.

— А надо было? — снова опустил я глаза в схему. Что это за?..

— В принципе нет, — невинно пожал плечами детектив и развернул ко мне ноутбук.

— Это то, что я должен был увидеть вчера?

— Угу, — кивнул он и включил запись.

Справа мелькнули огни «Пит-Стопа», потом его рекламный шит, потом фары выхватили с той же стороны белый прямоугольник цементной глыбы и всё это не заняло и минуты, а потом запись прервалась.

— Ещё раз? — спросил Шерлок, когда я поднял на него недоумённый взгляд.

Я пожал плечами и сам нажал кнопку воспроизведения.

Снова ничего. И снова. Куда я только не смотрел, снова и снова прокручивая запись, пока Шерлок лениво зевал: как нерадивый ученик, я не внушал ему никакой надежды на успех. Но он ошибался. Я был не так плох.

И я буквально прирос к стулу, когда догадался остановить запись на «23.44».

Нет! Этого просто не может быть! Просто не может! Но в размытом свете фар, чуть дальше мелькнувшего рекламного щита, я видел спину своей жены. И бутылку кальвадоса в её правой руке, отразившую этот свет.

— Нет, — покачал я головой, не веря своим глазам. — Она идёт в обратную сторону? Она… — в горле встал ком, —… идёт домой?

— Да, — поднял детектив лист, отброшенный мной, и ткнул карандашом в крестик с отметкой «23.44». — В 23.44 она ещё была жива, Алан, и шла не к «Пит-Стопу», а уже от него. Я измерил, а точнее прошёл это расстояние сам. Даже если идти очень медленно, покачиваясь и с остановками, то до места гибели она дошла бы за двадцать минут максимум. Но думаю, потратила на это не больше десяти.