убедительные и доступные для массового сознания аргументы.

— Вот и ищи. Только быстро. У меня все горит внутри, так хочется как следует ответить.

Чтобы затушить внутренний пожар Перегудов взял со стола бутылку пива и за считанные мгновения сделал ее пустой. Ему явно полегчало, так как на его лице появилось довольное выражение.

Я тоже взял пиво и выпил. Мой внутренний пожар не намного уступал тому, что горел у Перегудова. А может быть, и превосходил и по размерам и по температуре. Только я старался его никому не показывать.

Разговор был завершен, и я поспешил уйти. Тем более мне скоро надо было отправляться к Ахмеду на базар за товаром.

За мной увязался Леонид. Вместе мы вошли в мой номер.

— Что происходит, Стас? — с тревогой спросил он.

— По-моему ничего особенного, немного повздорили, но чему тут удивляться, учитывая его характер. Я согласен с Перегудовым, ситуация весьма нервная.

— Да я не о Перегудове и не о ситуации. Я о тебе.

— А что обо мне?

— Ты что-то задумал важное.

Я удивился тонкости интуиции своего старого друга. Не так-то его легко провести, он хорошо знает меня. Может быть, даже слишком хорошо.

Я решил, что нет смысла отпираться. Если кому-то я и могу доверить, то только ему.

— Да, задумал. Но прости, я тебе расскажу обо всем попозже.

— Когда попозже?

— Сегодня вечером. Мне понадобится твоя помощь.

— Лучше будет, если ты расскажешь сейчас. Чем раньше я обо всем узнаю, тем больше времени у меня будет тебя отговорить от глупости, которые ты намерен совершить.

— Вот поэтому я тебе сообщу только вечером, — улыбнулся я. — А сейчас мне надо идти по срочному делу.

— Если это не любовное свидание, то я бы предпочел тебя сопровождать.

— Это не любовное свидание, но на этот раз я пойду один.

Принимая такое решение, я исходил из сугубо прагматических соображений. Я опасался, что могу погореть во время получения оружия. А вдруг этот Ахмед работает на органы. И если повяжут нас обоих, то, во-первых, тогда центр окажется почти без руководителей, а во-вторых, если Леонид останется на свободе, то будет хотя бы один человек, который станет предпринимать меры по моему освобождению или смягчению участи.

Леонид и не скрывал, что недоволен моим решением. Но только еще не хватало спорить с ним, мало мне что ли перепалок с Перегудовым.

— Все, Леня, вопрос решен. Я иду, ты остаешься. А пока подумай над ответным посланием казаков турецкому султану. Мне, честно говоря, в голову ничего не приходит.

— И не придет, — иронично заметил Окулов.

— Скорей всего ты прав, — спокойно согласился я. — Одна надежда на тебя. У меня такое чувство, что мы вступаем в решающую фазу наших тут дел. И не только потому, что до выборов остается не так уж много времени.

— А еще почему?

— Потому что все те силы, которые втянуты в эту избирательную кампанию, готовятся к решительному и последнему бою. У каждой из них будет свой, отличный бой, но непременно решительный и последний. А ты не хуже меня знаешь, что в него бросают все имеющиеся на данный момент резервы. Обмозгуй мои мысли, пока меня нет. И подумай о возможных последствиях и о нашей реакции на них.

Я увидел, что заключительный пассаж моей речи произвел на Леонида немалое впечатление. Этого я и добивался. Его голову надо занять совсем другими размышлениями, нежели те, что прокладывают свои борозды сейчас в его сером веществе.

Расстались мы же по-другому, чем протекал наш разговор. Леонид отправился к себе думать над поставленными мною вопросами, а я пошел на встречу к Ахмеду.

Рынок располагался недалеко от гостиницы, он был большой и по-восточному яркий и шумный. Впрочем, ничего удивительного, за прилавками тут стояли почти поголовно жители Востока. Их было столько, что казалось, что он весь целиком переместился сюда. Пока я шел на базар, то постоянно тщательно проверял, нет ли за мной слежки. Но к своему облегчению ничего не обнаружил.

Ахмеда здесь действительно знали. Первый же к кому я обратился, показал, как его найти.

У Ахмеда был магазин, где продавали едва ли не все, чем только можно: от зубных щеток и крема для обуви до приемников и бюстгальтеров.

Ахмед при виде меня едва кивнул головой и показал, чтобы я прошел внутрь помещения. Я оказался на тесном складе, пространство которого было полностью заставлено тюками и ящиками с товарами. Я едва отыскал место, чтобы поставить ноги.

Ахмед извлек из завалов тюков обычную дорожную сумку.

— Здесь три автомата и по пять рожок к каждому из них, — сообщил он, передавая мне поклажу.

Я взял сумку.

— Спасибо, вы меня очень выручили. — Я хотел расстегнуть сумку, чтобы посмотреть на товар, но Ахмед меня опередил. — Не надо открывать, автоматы исправные. Я за это отвечаю.

— Хорошо, не буду. А ты с нами не поедешь, разве не хочешь отомстить за Анвара.

Ахмед отвел глаза в сторону.

— У меня бизнес, мне нужно тут бывать каждый день. И вообще, — вдруг зло буркнул он, — я отвоевался. Зря Анвар связался с вами, был бы сейчас жив.

Пожалуй, тут он был в чем-то прав, поэтому я не стал больше продолжать разговор, а двинулся к выходу.

— На этом закончим, — вдруг услышал я, — я выполнил просьбу Анвара, больше мне не звони.

Я взглянул на Ахмеда. В этот момент вид у него был далеко не геройский.

— А вот этого не обещаю, если понадоблюсь, позвоню, — жестко произнес я. — Я не собирался отказываться от столь ценного источника информации. У меня не было сомнений, что если его как следует потрясти, то из него можно выжать немало ценных сведений. Жалко, что с некоторых пор на это у меня нет никаких полномочий. Едва ли не впервые я пожалел, что расстался со своей службой в органах.

Взгляд, которым одарил меня Ахмед, если не сказать был не дружественным, значит, не сказать ничего.

Я вернулся в гостиницу, заперся в своем номере и нетерпеливо расстегнул сумку. Там лежали два новеньких автомата Калашникова. Не было никаких сомнений в том, что они оказались у торговца оружием прямо из заводского цеха, так как на них толстым слоем лежала смазка.

Я тщательно осмотрел автоматы, они были в полной исправности. Как мы и договаривались, в сумке пятнадцать рожков. С таким арсеналом я почувствовал себя более уверенно.

Я снова упрятал свое приобретение в сумку, положил ее в шкаф, а сам лег на кровать. Я понимал, что ввязываюсь в авантюру, равной