Шантажист все рассчитал очень верно. Если бы это была не электронная записка, а обычная, его можно было бы вычислить по почерку. Если бы он, стремясь сохранить анонимность, попытался распечатать ее на бортовом принтере, его бы могли схватить за руку и тут же — за одно место. К тому же просто записка могла бы просто пропасть, так как пищать не умела, тем более в заданное время.

Шантажист прислал письмо, донеся до экипажа все, что хотел, никак себя не обнаружив!

И он снова угрожал!

Все задумались. Не попросить ли Землю убрать «Прогресс»? Если попросить всем вместе, то, может быть, к ним прислушаются?

Хотя все понимали, что вряд ли прислушаются. Земля астронавтам не подчиняется! В космосе субординация имеет другую направленность — противоположную.

Но попросить можно,

И хочется.

Потому что — страшно. По-настоящему! Так как все убедились, что шантажист слов на ветер не бросает.

Хотя было совершенно не понятно, как он сможет осуществить свою угрозу?

Взорвать станцию? Чтобы погибнуть самому?

А смысл?

Ему не нужна смерть астронавтов, ему нужны выплаченные за их жизни деньги! Иначе он давно спровадил бы их на тот свет!

Тогда о каких жертвах он говорит?

Вряд ли теперь кто-нибудь, до окончания срока, подставится ему! Дураков нет, теперь все настороже!

Конечно, в качестве жеста отчаяния он может наброситься на кого-нибудь из астронавтов и даже, может быть, убить его… И тем выдаст себя с головой, ничего не достигнув. Потому что вряд ли он сможет справиться со всеми остальными членами экипажа. Которые его просто-напросто скрутят совместными усилиями.

Но даже если представить невозможное, представить, что он как-нибудь ненароком всех их одолеет, он все равно выдаст себя, после чего игра в шантаж будет проиграна! Все, чего он может добиться, он может добиваться лишь до тех пор, пока неизвестно, кто он!

То есть складывается патовая для него ситуация — если он ничего не делает, то его перестают бояться, убедившись в том, что он не всесилен.

Если он пытается что-то предпринять, то обнаруживает себя, в конечном итоге теряя гораздо больше, теряя уже не авторитет, а — все!

Отсюда следует, что скорее всего он предпочтет не лезть в драку, блюдя свое инкогнито, чтобы иметь возможность, растворившись в экипаже, пусть не получить деньги, но хотя бы выиграть себе жизнь.

Что тоже немало!

Так?

Ну да, наверное, так!..

Хотя с немецким астронавтом тоже думали, что — так. А вышло по-другому, вышло — вон как!..

На первом же сеансе связи информация ушла в ЦУП.

Из ЦУПа — в NASA.

А из NASA прямым ходом пошла в Белый дом…

— Он требует вернуть на Землю «Прогресс». Он вновь угрожает!

— Он что-то понял?

— Это неизвестно…

Если понял — то плохо!

Потому что теперь вся надежда у них была на русский «Прогресс». Никаких других, запасных вариантов действия у них не было.

— Начните с ним переговоры, попытайтесь доказать ему, что без пополнения запасов воздуха и воды не обойтись, — распорядился Президент.

— Боюсь, он не поверит. Потому что теперь они не испытывают недостатка в воде и воздухе. Теперь им их хватит надолго. Раньше могло не хватить, теперь хватит.

— Почему?

— Хотя бы потому, что в последнее время потребление кислорода на станции снизилось вдвое. Это — да, это верно!..

— И все равно — это, возможно, наш последний шанс! Мы должны во что бы то ни стало стыковаться. Если он что-то подозревает, если будет пытаться препятствовать стыковке или будет настаивать на проверке грузов, то выдаст себя!

А если нет…

Если нет, на что хочется надеяться, то очень скоро он окажется на Земле, и тогда Президент, нарушая субординацию и принятый в Белом доме протокол, лично встретится с ним, предложив ему стул.

Не простой…

Электрический!..

На этот раз родственников не было.

Но кое-какие журналисты присутствовали. Потому что на этом каждый раз настаивал шантажист, грозя, в случае их отсутствия, отрубить связь.

Связь с экипажем была нужна, и поэтому репортеров не гнали. Тем более что скрывать теперь было совершенно нечего. Поздно скрывать! Теперь, если что-то скрывать или кого-нибудь куда-нибудь не пускать, это вызовет гораздо больший интерес публики, чем рутинные сеансы связи.

— ЦУП вызывает МКС…

— МКС на связи…

— Что там у вас?

Ничего особенного, если, конечно, не брать в расчет мертвеца, болтающегося на обшивке против заклеенного иллюминатора и трех покойников в скафандрах, заменяющих гробы, в американском шлюзовом модуле.

— Все в порядке.

Ну и хорошо…

Хотя чего уж тут хорошего?

Сеанс шел вяло, ограничиваясь уточнением обычных технических деталей. И так бы, наверное, и закончился, если бы там, на орбите, вновь не запищал, давая о себе знать, карманный компьютер.

Не запищал во второй раз…

Гарри Трэш, сидя в главном зале ЦУПа в Хьюстоне, где давно уже «прописался», получив свой стул, стол и компьютер, внимательно следил за сеансом связи.

Не просто следил, а хорошо наметанным глазом.

Слушая астронавтов и всматриваясь в их лица, он пытался понять — кто?

Кто из них?!

Если бы его попросили назвать подозреваемых репортеры или даже его начальники, он бы, наверное, поостерегся делать выводы. Потому что ни в чем не был уверен.

Но сам с собой он мог говорить совершенно откровенно.

Ну что — кто тебе больше из всех них «нравится»?..

Лично он выделил бы из всех трех главных подозреваемых.

Первым — русского космонавта Виктора Забелина.

Русские всегда были им врагами. Теперь вроде бы стали друзьями, но такими, которым лучше не доверять!

Русские не вызывали в Гарри приступов любви. Впрочем, ненависти тоже… Он вообще предпочитал избегать в деле каких-либо — не важно, положительных или отрицательных — эмоций, опираясь в своих рассуждениях исключительно на логику, здравый смысл и свой опыт.