Решевельц закрыл книгу и положил на нее руки. Он казался спокойным, но его глаза приобрели характерный стальной оттенок. Тем, кто знал его лично, было прекрасно известно, что это признак высшей степени ярости.

– А ответив на вопросы совета, я потребую отчета у вас, алворд. За то, что вы заключили тайное соглашение с советниками Эш Гевара, за то, что превысив данную вам Советом власть, тайно от меня отдавали приказания офицеру Храмовой Стражи, на что не имеете права. Я потребую у вас отчета за то, что вы готовы были обречь девушку на страшную, мучительную смерть ради удовлетворения собственных амбиций…

– Ложь! – выкрикнул Ройзель – Вы не хуже меня знаете, что…

– Я знаю то, что я знаю, но я не ору об этом во весь голос! – резко оборвал его Решевельц. – И вам не советую! А что советую – так это подумать о том, почему Эш Гевар взял на себя всю вину за случившееся в Зигверте? Вы знаете, почему санорра это сделали? Я вот не знаю! Почему они не переложили всю ответственность на Дей-Кай? Почему не позволили раг`эш призвать их к ответу?! Неужели вы никогда не задумывались над тем, какую тайну они смогли выкупить у вас за столь серьезную цену? Так задумайтесь… если, конечно, советники сохранят вас на посту.

– Вы угрожаете мне, Решевельц? – тихо поинтересовался алворд.

– Я лишь напоминаю вам, Ройзель, что мы оба служим Гельдевайн Таррен, – Решевельц вздохнул. – До сих пор вы мудро отделяли интересы Аверда от собственных. Пусть так будет и впредь.

Он встал и дождался, пока эйцвас поднимется на ноги.

– Я объяснился перед вами. Выносить ли все это в Совет или нет – решайте сами.

Ройзель, опираясь рукой на трость, потянулся другой к лежащим на столе книгам с архивными записями.

– Оставьте. Я распоряжусь, чтобы их вернули на место. Не волнуйтесь, с ними ничего не случится. Вы в любой момент сможете взять их оттуда.

Алворд молча кивнул. Затем постоял немного и направился к выходу.

– Еще один вопрос, алворд, – вдруг услышал он.

– Что еще, эйцвас?

– Эта девочка, из Храмовой Стражи…

– Грейцель.

– Да. Она в нынешнем выпуске.

– И что же?

– Вообще-то она подавала прошение на то, чтобы остаться на службе. И, как вы понимаете, я бы не имел ничего против. Особенно… учитывая все известные нам обоим обстоятельства.

– Так в чем же дело?

– Вы знаете правила, алворд. Офицер Храмовой Стражи не может выполнять тайных поручений Совета или его главы, а солдат гарнизона – исполнять секретные приказы Старого города.

Алворд повернулся к стоящему за столом эйцвасу.

– Я не понял, Решевельц… Вы, что, собираетесь в отместку лишить ее белого плаща?

– В отместку?! Может быть, стоило припомнить пару строчек из того документа, который вы подписали, вступая в должность, прежде чем играть в главнокомандующего?!

– Что за ерунда, эйцвас?! Вам ведь известно как она относится к службе!

– И именно поэтому она все еще носит эту форму после всего произошедшего.

Решевельц взял со стола исписанный лист и протянул его Ройзелю.

– Вот список выпускников. Либо она покидает Старый Город в их числе, сохраняя за собой звание и все права офицера, либо… И, напоминаю, алворд, я не обязан был даже говорить с вами об этом. Решайте.

Ройзель покачал головой. Он чувствовал, что Решевельц загнал его в угол и не выпустит из него, как бы он не пытался вырваться.

– Хорошо, – кивнул он. – Поступайте, как сочтете нужным…

– Для общего блага, алворд. Не забывайте – об этих правилах знаем не только мы с вами.

– Да-да, разумеется, для общего блага. Я постараюсь решить этот вопрос. Но у меня есть условие.

– Какое?

– Дайте ей закончить дело. Пусть съездит в Диверт еще раз – ей нужно уведомить санорра о том, что они могут покинуть город, если на то будет их желание.

– До собрания Совета или после него?

– Решевельц… – устало вздохнул Ройзель, – просто отдайте приказ.

– Да, алворд.

– По возвращении я приглашу ее на службу в штаб Совета. Сегодня подготовлю запрос в Академию, пусть завтра встретится с примулом и сразу отправляется в Диверт.

– Хорошо, алворд, я понял. Рад был побеседовать. Будьте здоровы!

– Буду… Даже не надейся… – проворчал Ройзель, выходя из кабинета.

Вид из окна кабинета верховного судьи великолепен даже ночью. Монументальное крыльцо дворца Государственного Совета с его колоннадой, торжественной лестницей и статуями на больших постаментах по обе стороны, небольшая площадь, обрамленная цветами, а за ней – уходящая вперед широкая улица Примирения, и, конечно, завершающий картину, величественный силуэт храма Аверда, с его знаменитым огромным куполом.

Правда, сейчас купол был невидим, так как без следа растворился в темноте. Зато даже отсюда была видна залитая светом Храмовая площадь, с толпами гуляющих горожан.

Хозяин кабинета (второго по величине, кстати, после того, что принадлежал алворду Совета) отвернулся от окна и вернулся за свой рабочий стол, освещенный лишь одной лампой. Подперев рукой голову, он задумался, глядя на стоящую перед ним шкатулку и лежащий на ней конверт, запечатанный широкой лентой.

– Эх, Ондар, Ондар…

Имя это было написано на конверте большими буквами. Пару месяцев назад судья лично написал документ, котрый был в нем запечатан: последнюю волю своего давнего знакомого и друга, одного из богатейших торговцев Аверда и всех Центральных Земель.

– В этой шкатулке, – сказал он, указав на запертый ящичек, – перепись всего, что я нажил. Я хочу, чтобы ты передал ее тому, кто принесет тебе ключ от нее и этот перстень с печаткой, которой мы запечатаем конверт.

– «Вверить все указанное имущество без остатка, в полное и неоспоримое управление предъявителям печатного кольца и ключа с номером два, один, семь…» Странное у тебя завещание, – пожал плечами судья. – Дело твое, конечно, но чего ради огород городить?

– Хальгуверт, я тебя твою работу делать не учу, потому что ты в ней, что бы кто ни думал, понимаешь больше. Так и ты меня жить не учи. Небось, наслышан про моего младшего, Ольтара?

– Да кто про него не наслышан.

– Именно. Палец о палец не ударил, за сорок лет из Аверда ни ногой – зато нужных знакомств завел мешок, половину Государственного Совета прикормил!

– Ну, не половину…

– Не веришь, что ему хватит, чтобы на все, что после меня останется, лапу наложить, если захочет? Или сомневаешься, что у него такое желание появится?

Тогда, недолго подумав, судья согласился: