– Нет, не сомневаюсь.

– Вот потому и не хочу я бумагу эту кому попало доверять. И дома держать не хочу. Пусть у тебя побудет, тебе я верю. А старших я на словах обо всем предупрежу, как вернутся. И ключ им передам, и кольцо из рук в руки.

Сейчас, сидя в тишине темного кабинета, судья снова вздохнул:

– Умный ты был мужик, Ондар, все предусмотрел… Со смертью только не договорился.

Дней через шесть, в дверь кабинета постучался посланный из поместья Ондаров с сообщением, что глава семьи этим утром не проснулся.

– Вчера все про сыновей спрашивал, за сердце держался, лег рано. А сегодня утром все не встает и не встает. Пошли будить, а он… – пряча глаза сообщил он. – Господин Ольтар говорит, беги к судье, скажи.

Хальгуверт, бросив дела, сразу же отправился к Ондарам, благо, идти было недалеко. В воротах поместья его встретил Ольтар:

– Горе… Горе какое, – он прижал ладонь к сухим глазам. – Так внезапно… И братьев все нет. Вернутся – как им сказать…

Судья в ответ на его слова нахмурился, увидев, что на пальце у не особенно старательно скорбящего отпрыска блестит отцовская печатка.

– Вы уж простите, судья, – продолжил тем временем Ольтар без единой слезинки в голосе. – Я знаю, что с отцом друзья были, сходите к нему, вас проводят, а я не могу, сил нет… Да и хозяйство теперь на мне, склады открывать надо…

Он вынул из-за пояса ключ и повертел перед глазами.

– Два, один, семь… Не тот, – он сокрушенно вздохнул и искоса глянул на Хальгуверта, – Интересно, от чего? Ну да ладно, есть ключ – и замок найдется. Да что же я вас все в воротах-то держу! Вы проходите, проходите… Эй, там! Проводите господина судью!

Потом Хальгуверт не один день провел, пытаясь доискаться, кто мог подслушать его с Ондаром разговор. Нашел, конечно… да что толку? Вот конверт, запечатанный по всем правилам, в нем – документ, его собственной рукой написанный и Ондаром заверенный, никаких вопросов не оставляющий. И завтра этот конверт нужно вскрыть и документ при свидетелях зачитать. Вот так.

– Господин судья?

Дверь в кабинет приоткрылась, и заглянул дежурный помощник.

– Что случилось?

– Повозка от Ольтара Ондара с приглашением на праздник все еще во дворе. Вас ждут в поместье, и возница просил узнать, не забыли ли вы, что…

– Я верховный судья Государственного Совета, это значит, что я ничего не забываю, – резко перебил помощника Хальгуверт. – Пусть стоит, для того его сюда и прислали.

– Но Ольтар Ондар просит…

– И Ольтару тоже об этом забывать не стоит. Что-то еще?

– Нет, это все.

Дверь закрылась и судья снова погрузился в раздумья.

Праздник и в самом деле обещал пройти великолепно. Столы, установленные в парке поместья, ломились от угощения, повара трудились без остановки, слуги с широкими блюдами и полными кувшинами носились туда-сюда, музыканты старались вовсю, а свечи в прозрачных фонариках, спрятанных в листве деревьев, поменяли уже четвертый раз. Дорогие (и весьма, надо сказать, дорогие) гости ели, пили, хохотали, весело били посуду, валялись на траве. В общем, торжество плавно переходило в такое состояние, когда хозяин может удалиться, не беспокоясь, что его отсутствие будет замечено.

Ольтар потихоньку отошел в ту часть парка, что лежала в тени. Здесь, в стороне от посторонних глаз, в стоящей на небольшом возвышении беседке, его уже дожидались нанятый распорядитель праздника, управляющий поместьем и начальник охраны. Присев на каменную скамью, он с силой провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть приклеенную к нему улыбку.

– Что там у нас дальше по плану? – спросил он у распорядителя.

– Еще две перемены блюд до полуночи, потом огненные развлечения и раздача подарков. Все уже готовят.

Ольтар погрозил ему кулаком.

– Ты не спали мне тут ничего!

Распорядитель сделал большие глаза и открыл рот, но он махнул ему рукой.

– Ладно, иди, делай там все. И помни, я тебя предупредил: хоть один слух после услышу, что что-то у меня кому-то не понравилось – считай, отвеселился ты свое. Навсегда. Что там у нас с запасами?

Вопрос был адресован управляющему поместьем. Тот кашлянул.

– На сегодня запасов хватит с избытком, но потом…

– Потом – это мне не интересно. Потом, мое дело – спросить, а чтобы все было в достатке – это уже дело твое. Думай, тебе за то жалование и платят. Что ты мне за бумаги суешь?

Управляющий действительно протягивал ему пачку исписанных листов.

– Это список того, что ваши гости разбили и сломали. И ущерб.

Ольтар уставился на него немигающим взглядом. Его еще не старое, но морщинистое лицо не выражало абсолютно ничего, хотя даже в полумраке было видно, что оно, понемногу краснея, постепенно становится того же цвета, что и праздничный красный галстук на его шее.

– Я не понял, ты мне предлагаешь взять инструменты и все починить? – спросил он. – Или в лавку сбегать, новое купить?

Управляющий растерянно посмотрел на него.

– Я тебе повторяю: чтобы было, и чтобы все было в порядке – это твоя работа. Если ты с ней не справляешься, значит, тебя надо менять. Или я что-то не то говорю? Так ты меня поправь.

Сглотнув ком в горле, управляющий поднялся со скамьи и спрятал бумаги за спину.

– Нет, все так. Все правильно. Я прослежу, чтобы… И если что-то вдруг…

– Не надо, чтобы «вдруг». Ты меня понял?

– Да, конечно. Я прослежу! – практически лысая голова управляющего влажно заблестела.

– Ну, проследи, проследи… Выйди-ка, вон там постой, пока не позову.

Ольтар небрежно махнул рукой и управляющий покинул беседку. После чего он поднял взгляд на того, кто все это время молча дожидался своей очереди.

– Что там они? – спросил он без всяких предисловий.

Но тот, к кому он обратился, вопрос понял прекрасно.

– День просидели дома, потом пошли в корджу, пили, говорили об отце, вспоминали.

– Еще о чем говорили?

Собеседник усмехнулся:

– О вас.

– И что говорили?

– Ничего нового.

– И ни с кем не встречались?

– Нет. С тех пор, как они старые обязательства исполнили и из поместья съехали, желающих к ним обращаться нет. В торговой среде слухи разлетаются быстро, кому они теперь нужны без капиталов и без повозок? Дней пять назад, вроде бы, какая-то девица к ним заехала, с фермы по виду. Поговорили минут пятнадцать от силы, и расстались явно ни с чем – больше ее не видели.

– Ясно… Что с охраной?