Мы мчимся сквозь наступающую темноту. Ли молча просыпается. Дыхание у нее изменилось, но глаза закрыты, и она не убирает голову с моего плеча – хоть одна радость. Позже она спрашивает, куда мы едем. Гонзо косится на меня и произносит: «Копсен отдал приказ об отступлении». Я смотрю ему в глаза, говорю: «Ага, отдал», – и он понимает, что я лгу. Неясно, благодарит он меня или проклинает за спасение от героической (и бессмысленной) смерти. Ложь была необходима, но он бы лгать не стал. На вопрос Ли отвечает Джим Хепсоба.

Мы едем на Враново поле – все воюющие на Выборной Арене силы прозвали так небольшой клочок зеленого поля с потрескавшейся взлетно-посадочной полосой, доставшейся Аддэ-Катиру от щедрот ООН. Местное название очень длинное, певучее и как-то связано с легендой о чудовищах, магии и (видимо, добавленном чуть позже) Будде. В нем огромное количество согласных, а интонация столь замысловатая, что из всех нас – включая людей Вазиля – ее может повторить лишь Джим Хепсоба. У него редкий слух.

– Лет двадцать назад, – говорит Джим, выдержав ностальгическую паузу, – жил на Врановом поле один летчик. В те времена поле называли либо катирским словом, либо Браво-стрип, и сюда еще частенько наведывались туристы. Летчика звали Боб Касл, он отлично играл в шахматы, поэтому его окрестили Грачом[9].

Джим вопросительно оглядывается на Ли – может, она уже слышала эту историю? Ли просит продолжать.

– В общем, однажды Каслу – Грачу – пришла в голову отличная мысль: он нарисовал на хвосте своего самолета большую черную птицу, сменил позывные и начал делать чартерные рейсы. В сезон доставлял куда надо пеших туристов, а остальное время промышлял авиаперевозками каких-то полулегальных лекарств. Эти серые грузы ему время от времени подкидывал местный торговец по имени Гарри Манджил, катирец англо-китайского происхождения, инвалид-колясочник. Полиомиелит у него был или еще что. Старый чудак мог за полторы секунды рассмешить вас до коликов. У него была восхитительная жена по имени Иветт, молоденькая совсем, лет двадцати. Каждую пятницу они с Грачом и какой-нибудь его подружкой играли в маджонг и пили дешевую бурду из Гарриных запасов.

Джим снова оборачивается – все ли его слушают? – и хмурит лоб.

– Грач никогда не заигрывал с Иветт, а Иветт никогда не заигрывала с Грачом, ясно? Что за народ пошел, у всех одни любовные треугольники на уме! Неужели нельзя трем людям оказаться в одной комнате, чтобы кто-нибудь при этом не трахнул чужую жену? То были честные, достойные люди, а история вовсе не о паскудной измене. Усекли?

– Никаких треугольников, – кивает Ли.

– Однажды вечером Иветт прибегает к Грачу и говорит, что Гарри пропал, бесследно исчез. Может, его забрали бандиты или какие-то люди, с которыми он вел нехорошие дела. Она вроде бы знает, куда он собирался, и не слетает ли Гарри вместе с ней, посмотреть на то место сверху. Вдруг они увидят его машину или его самого. Или еще что. Пожалуйста! Но Грач… отказывается. Наотрез. Он велит ей идти домой. Гарри вернется. Мы не полетим к криминальным сволочам, у которых сволочные дела с Гарри, не то они занервничают и пристрелят сначала его, а потом нас. Иветт возвращается домой. А Грач садится в самолет и летит туда сам, потому что Иветт права.

Он берет с собой большую старую винтовку для самозащиты, пару гранат, тоже для самозащиты, и летит в сторону гор, где местные криминальные сволочи обделывают грязные делишки. Он пролетает над лагерем, видит расстрелянный джип Гарри и швыряет гранату в одну из палаток, потому что эти гады убили его друга. Он малый горячий и поступает так, как считает нужным, хотя и в курсе, чем ему это грозит. Главарь той банды – подлый верзила по имени Нанд. Он выходит из палатки и подстреливает Грача сквозь пол самолета. То ли ему повезло, то ли не повезло, то ли он выпустил столько пуль, что одна из них волей-неволей должна была угодить в цель. Грач чувствует – дело дрянь, и напоследок пролетает над лагерем. Нанд орет, как резаный, стреляет и портит крылья самолету. Кабине тоже хорошо достается. Грач ловит еще несколько пуль, но летит прямо на подлую сволочь, сгубившую его друга. Подлетает чуть не вплотную и, глядя Нанду в глаза, выдергивает чеку из второй гранаты. Самолет падает на лагерь в огненном вихре. Так Грач убивает подлеца.

Штука в том, что Гарри не умер. Головорезы высадили его из машины, обобрали и хотели застрелить, но он был ловок, умен и скрылся в джунглях. Может, они бы за ним погнались, но тут подоспел Грач, и у них появились дела поважнее.

В общем, Гарри стер себе ноги в кровь, но выжил. Он вернулся к Иветт, как и обещал Грач, а разбогатев, купил участок земли и назвал его Врановым полем, потому что грачи – единственные достойные представители врановых. Эдакое надгробие для лучшего друга. Потом Гарри с Иветт собрали вещи и уехали, и больше их никто не видел.

Джим Хепсоба грустно улыбается, Ли шмыгает носом.

– Но… катирские фермеры, торговцы и пираты с озера Аддэ, все они тоже любили Грача. Говорят, с наступлением сумерек птицы Вранова поля облетают свою землю, собираясь в косяк в форме маленького самолета, – это дух Боба Касла. Грач приглядывает за полем и любуется закатом. Горе тому, кто посмеет нарушить здесь порядок. Может, у Грача не осталось гранат, но винтовка еще при нем, а стрелок он отменный. – Джим Хепсоба ухмыляется, как викинг, и в воздухе почти чувствуется запах авиационного топлива, дешевых сигар, и слышно, как орет Нанд, глядя на летящие с неба огненные обломки.

Ли спрашивает, правда ли это, имея в виду, есть ли в истории Джима хоть доля правды, отчего я сразу вспоминаю Евангелистку и следом Элизабет – она ведь писала статью о Врановом поле. Интересно, она еще здесь? Или улетела домой? Жива или погибла? До меня доходит, что Элизабет не знает о существовании Ли, а та не знает об Элизабет. Да и с чего бы им знать, мы с Элизабет всего лишь дружили и вместе занимались гун-фу.

Джим Хепсоба уже хочет ответить на вопрос Ли, но дорога перед нами взрывается, лобовое стекло трескается, и нас швыряет не вперед, а назад, когда Гонзо на полном ходу объезжает кратер, перепрыгивая через валуны на обочине и следя, чтобы нас не занесло на асфальте, дегтебетоне, глине или чем тут кроют дороги. Сказываются курсы вождения Ронни Чжана: все мы пытаемся обхитрить врага и мечемся туда-сюда, точно стайка мелких рыбешек, сбивающих с толку тунца. (Знаю, тунец на хищника не тянет, мы едим его в суси, но попробуйте-ка угодить в его меню – это самый коварный зверь на свете, очень быстрый и чертовски голодный.) У нас всего четыре машины, одна из них – танк, поэтому эффект несколько смазан, но и тунец нам попался вялый (или он просто впервые видит тактическое вождение). Он стреляет по нам, а должен стрелять туда, где мы будем, и, ясное дело, промахивается. Враг позади.

Двадцать минут спустя на дороге возникают три силуэта и баррикада из досок и валунов. Гонзо почти не сбавляет скорость. Он врубает передние фары, и я успеваю заметить двух ребят с РПГ (они не целятся в нас, он у них просто есть, так же как чай и гранаты) и одного в порванной спецодежде. Этот третий очень высокий и худой, на нем оранжевая тюремная роба и противогаз. Противогаз странный – такое ощущение, что у его обладателя нет головы. Он машет руками. «Стойте», – говорит оранжевый человек или «Помогите», а может «Тормозните, чтобы нам было удобнее вас убить и забрать тачки». В следующий миг их уже нет: Гонзо протаранил баррикаду, и в нас никто не стрелял. Выходит, они не из того подразделения, которое взорвало дорогу? Или из того, просто не хотят лезть на рожон? Понятия не имею. Спрашиваю Гонзо, но он занят укрощением фургона. Ему все осточертело, и он гонит на скорости шестьдесят миль в час – неплохо, по глиняной-то дороге, заплатанной овечьим дерьмом. Жуткий оранжевый человек остается позади, и Гонзо до самого Вранова поля не сбавляет скорость.