class="p1">Да, их мать, дочь Децебала, мертва, погибла в Сармизегетузе. Но отец, Сабитуй, царь костобоков, вполне жив и здоров. Он теперь на севере вместе со старым Диурпанеем и Вежиной. Собирает войско. И с ним вскорости придётся разбираться Адриану.

Но детям об этом знать необязательно. К чему вселять напрасные надежды?

— Вы встретите родителей в чертогах вашего Залмоксиса, но случится это ещё нескоро. Я надеюсь — когда вы состаритесь и увидите рождение правнуков. Но ваших родных вы увидите раньше. Гораздо раньше.

— Кого? — недоумённо спросил мальчик.

— Вашу бабку, Тарскана, — объяснил Траян, — вашу двоюродную бабку Тзинну. Ты удивлён?

Да, он явно удивлён, как и девочка.

Их бабка, родная сестра Децебала, попала в плен ещё в прошлую войну. Здесь, в Апуле, в этой самой крепости.

— Вы думали, она мертва? Думали — проклятые «красношеие» разрубили её на куски, зажарили и съели? Нет, ваша бабка жива и здорова. Она живёт в Риме и вполне счастлива. Вы скоро увидите её.

— Это неправда… — прошептал Тарскана.

— Заложница, — прошипела девочка.

Какая, однако, умница.

— Ты ошибаешься, Даоя, — улыбнулся Траян, — делать её заложницей не имело смысла. Ваш дед не прекратил враждебных действий, когда его сестра попала к нам в руки. Просто мы не причиняем зла тем, кто нам ничем не угрожает. Что толку воевать с немолодой женщиной? Она знатного рода и живёт в Риме в достатке, подобающем её достоинству. Ей назначено содержание. Как и вам. Скоро вы приедете в Рим и встретитесь с ней. Получите образование и воспитание, подобающее царским детям.

Траян встал из-за стола, подошёл к ним и наклонился ближе, наблюдая за борьбой чувств на их лицах.

— Вы увидите величие Рима. Оно ниспослано богами и счастье в том, чтобы принять его, а не бороться с ним. Вы станете римлянами.

— Никогда… — прошептала девочка.

— Посмотрим, — улыбнулся Траян.

Он выпрямился и вернулся к столу.

— Гай, пусть с ними хорошо обращаются. Пусть не спускают глаз, но относятся с подобающим почтением, как к детям знатной фамилии.

— Какой, Август? — спросил Марциал, догадываясь, что ответит принцепс.

— Дети отныне принадлежат к роду Марка Ульпия Траяна, — ответил император, — ступай, Гай.

Марциал коротко кивнул, открыл дверь, взял потрясённых детей за плечи и вывел.

Дверь закрылась.

— Стало быть, Марк Ульпий Тарскана? — подал голос из угла Адриан, — и Ульпия Даоя?

— Нет, — возразил Траян, — девочка получит другое имя.

— Почему? — удивился Адриан.

— Я не хочу, чтобы её звали Ульпия Дакийка.

Публий Элий аж вперёд подался, вынырнув из тени. На лице его застыл невысказанный вопрос.

— Страбон писал, что первоначально даки называли себя даои, — пояснил Траян.

Адриан удивился ещё больше.

Император усмехнулся.

— Ты не ожидал, Публий, что цезарь тоже читает твоих любимых греков?

— Страбон не грек, — пробормотал Адриан, — он понтийского рода.

Да, он был удивлён. Впрочем, ларчик открывался просто — эти сведения вычитал и поведал цезарю Лициний Сура. Траян, однако, не счёл нужным сообщить это Публию.

— Но можно дать просто созвучное имя. Например, Даная. Никто не обратит внимания.

Траян усмехнулся. Эллинофильство Публия, как всегда, прёт из всех щелей.

— Даоя, Даная — какая разница, Публий. Я не хочу, чтобы она родила какого-нибудь Персея, с головой, задуренной всякими бреднями. О том, что нужно кому-то там мстить.

Траян взглянул на племянника. Оценил?

Да, Публий оценил. Но возразил.

— Если не ошибаюсь, Персей не мстил своему деду Акрисию за заточение и попытку убийства матери. И вообще, деда он убил случайно.

— Не важно, — отмахнулся Траян.

— И как же будут звать девочку? — спросил Публий.

— Ульпия Лупа.

Адриан и вовсе рот разинул от удивления.

— Волчица? Но ведь это же…

— Да, и это тоже, — резко ответил император, — дерзкой сопливке не повредит немного унижения. Когда станет старше и осознает.

— Но все должны слышать в её имени иное, — продолжил цезарь, — она теперь наследница Капитолийской волчицы. Она наша.

— Даки называют себя волками, — пробормотал Адриан, переваривая услышанное.

— Именно, Публий, именно. Эти дети вернутся сюда. Потом, когда пройдёт достаточно времени. Их, детей даков, встретят здесь, как римлян.

— Они станут чужими здесь, — возразил Адриан, — никто не любит предателей. Даже детей.

— Это если их будет двое. Но их будет больше. В Рим поедут все захваченные дети тарабостов. Я хочу, чтобы вся знать здесь, Публий, надела тоги. Даже если напыщенные дураки в Городе будут потешаться, глядя на этих «римлян». Мне наплевать. Сюда вернутся дети даков, вернутся римлянами.

— И тогда это страна станет окончательно нашей, — негромко проговорил Адриан.

— Именно, — сказал Траян.

— Стало быть, Волчица… — задумчиво проговорил Публий, — и это как бы её настоящее имя и при этом подменное. Н-да… А тебе не чужда тонкая ирония, Август.

Траян усмехнулся. Некоторое время они молчали. Наконец, Адриан поднялся.

— Я свободен?

Император кивнул.

Публий подошёл к двери. Задержался.

— Ты мудр, Август.

Он приложил руку к груди, отсалютовал и вышел.

XX. Сломленный

— Привет, парни! Я смотрю, вы, наконец-то, удосужились смазать петли? — жизнерадостно поинтересовался всадник, въехавший в главные ворота Апула во главе отряда из двух десятков человек, — интересно, чей живительный пинок подействовал? Ставлю денарий, что этот скрежет зубовный вконец одолел цезаря.

— Лутаций, ты сейчас договоришься до обвинения в оскорблении величества, — раздался голос с высокого крыльца бывших царских покоев Децебала.

Человека, который ответил Сексту Лутацию, центуриону преторианцев, почти не было видно, его скрывала стена мокрого снега. Однако как не опознать голос собственного начальника? Клавдий Ливиан, префект претория, вышел встречать отряд лично.

— Да что я такого сказал? — притворно возопил Лутаций.

— Ладно, не шуми. Скажи лучше, как съездили. Всё ли благополучно?

Центурион кинул поводья подошедшему конюху и соскочил с коня. Распаханная копытами снежная каша издала под его ногами чавкающий звук.

— Ну и погодка, Орк бы её побрал! Как съездили? Да нормально съездили. Все живы. Надеюсь, никто не простудился, хотя видят боги, нынче не мудрено.

Следом за центурионом спешился высокий чернобородый варвар, войлочная шапка которого была украшена серебряным ободком и тем выдавала знатного. Лутаций вместе с варваром поднялись на крыльцо. Центурион и префект сцепили предплечья в приветствии. Лутаций откинул капюшон пенулы, вытер мокрое лицо и стряхнул с плаща снег.

— Всё благополучно, — повторил он отчёт, — ни о чём так не мечтаю, как о бане. Как с полудня снег зарядил, так все мысли только о ней.

— Будет тебе баня, — усмехнулся Ливиан.

— Я сегодня ещё понадоблюсь господину префекту? — поинтересовался варвар на очень недурной латыни.

Ливиан посмотрел на центуриона, тот еле заметно кивнул.

— Пока отдохни с дороги, — сказал варвару Ливиан, — позже я вызову тебя.

— Мне