на заводах в ужасных условиях за минимальную зарплату. В результате этой вынужденной эмиграции и потери нескольких миллионов солдат в Первой мировой войне во Франции возникла острая нехватка молодых и среднего возраста мужчин для ручного труда и работы на фермах. Продовольствие стало отчаянно дефицитным, а инфляция достигла астрономических величин.

Поскольку население Франции было в основном женским, а поставки продовольствия контролировали немцы, молодые француженки, пытавшиеся выжить, были беззащитны перед натиском немецких солдат. По оценкам, во время оккупации от немцев было рождено 200 000 детей. После освобождения их матери подверглись жестоким наказаниям во время l’epuration (очищение – франц.), «заката крови», как называет его Винен в книге «Несвободные французы». Им брили головы, проводили строем по улицам, плевали на них, издевались, подвергали физическому насилию. До конца своих дней они оставались изгоями.

К 1942 году большая часть Франции голодала. Немцы экспортировали огромное количество продовольствия в Германию и в свои армии на Восточном фронте и на Западном Валу (на русском языке более известном под именем линии Зигфрида). Винен рассказывает о том, как 2000 парижан выстроились в очередь, чтобы купить всего 300 порций кролика. В других городах люди вставали в очередь в три часа ночи, чтобы утром обнаружить, что в магазинах нет еды. Дочь судьи вышла замуж за крестьянина из Луары не ради денег, а ради еды. Преступники маскировались под немецких солдат, чтобы вымогать еду и топливо у своих сограждан, и многие люди были вынуждены пользоваться черным рынком продовольствия. Понятно, что фермеры продавали излишки продуктов и, по сути, получали выгоду за счет городов.

В начале 1940-х годов во Франции, по общему мнению, обладание богатством позволяло вам получать еду, лекарства, сигареты, спиртное и одежду на черном рынке. Вы все еще могли продавать акции, снимать деньги в банке. Можно было продать имущество и на вырученные деньги купить кое-что из необходимого. К 1944 году и зиме 1945 года это было уже не так. Товаром с максимальной покупательной способностью были еда, теплая одежда, и, возможно, бутылка довоенного вина.

Как показано на рисунке 10.1, фондовый рынок в реальном выражении достиг пика в конце 1942 года, а затем начал резкое падение, поскольку инвесторы были шокированы капитуляцией целой немецкой армии под Сталинградом. Эта новость в сочетании с растущей мощью Англии и победами Соединенных Штатов на Тихом океане обеспокоила французских биржевых игроков догадкой, что они подписали контракт не с той стороной. С этого момента и началось крутое падение. Приходится признать, что парижские биржи не продемонстрировали особой интуиции или мудрости!

В 1943 году оккупация и гестапо стали еще более жесткими, сопротивление усилилось, и в конце концов немецкая армия вторглась в Виши. К 1944 году большая часть Франции превратилась в полицейское государство, где маньяки-садисты из гестапо жестоко пытали каждого, кто вызывал хоть малейшее подозрение. Французская экономика едва функционировала, а продовольствие было в отчаянном дефиците. Инфляция и черный рынок поглощали доходы населения. Акции неуклонно падали в реальном выражении, но номинальные цены частично маскировали проблему. После освобождения Франции индекс продолжал падать, так как экономика стагнировала, инфляция взлетела еще выше, а социализм снова поднял уродливую голову. Затем в 1945 и 1946 годах произошла национализация страховых компаний, банков, угольных шахт, электрических и газовых сетей, коммунальных предприятий. В реальном выражении акции рухнули.

После освобождения наступил смутный период сведения счетов с теми, кто сотрудничал с немцами. Для некоторых освобождение стало кошмаром. Служивших Виши полицейских преследовали и зачастую хладнокровно убивали. Журналисты, сотрудничавшие с немцами, получали длительные тюремные сроки, однако подрядчики и поставщики, работавшие на немцев, не привлекали особого внимания. Несколько бизнесменов были заключены в тюрьму, как пособники преступников. Берлиет был осужден и лишился своей компании. Рено умер в тюрьме, но большинство французских бизнесменов, сотрудничавших с немцами, избежали наказания и сохранили пакеты акций. Как отмечается в классической книге Роберта Пакстона «Вишистская Франция: Старая гвардия и новый порядок 1940–1944», один сардонически остроумный человек описал этот парадокс так: коллаборационист выходил на свободу, если строил оборонительные сооружения Атлантического вала, но попадал в тюрьму, если писал, что Атлантический вал – хорошая идея.

Петена и Лаваля судили за измену, признали виновными и приговорили к смерти. Лаваль был казнен 15 октября 1945 года. По распоряжению временного президента Франции Шарля де Голля, в отношении Петена казнь была заменена пожизненным заключением на острове Йеу (где он и умер 23 июля 1951 года в возрасте 96 лет). Де Голль сказал о нем: «Его старость была кораблекрушением»[187].

Послевоенная экономика Франции

В первые годы после войны временные французские правительства склонялись в сторону левых. Предметом всеобщего восхищения стала российская модель и, возможно, треть страны была настроена коммунистически. В сельскохозяйственном секторе meteyage – когда прибыль фермы делилась поровну между землевладельцем и фермером (имеется в виду слово metayage – издольщик) – уже давно было практикой, и существовала традиции сильного l’etat (огосударствления). Многие крупные предприятия и банки были национализированы. К 1950 году фондовый рынок был катастрофой в реальном выражении, но в номинальном, как показано на рисунке 10.1, все еще сохранялось бледное фальшивое сияние богатства. На самом деле в 1944 году, даже когда он рушился в реальном выражении, индекс SBF во Франции установил новый максимум, правда, на небольшую величину; затем в 1948 году на фоне бурного роста инфляции был достигнут еще один новый максимум.

Были ли инвесторы во французские акции одурачены этим фальшивым сиянием процветания? Маловероятно! Измеренная инфляция составляла около 20 % в течение большей части периода оккупации, а после войны взлетела до 60 % ко второй половине 1940-х годов. Отчасти это могло быть отсроченным эффектом черного рынка. При всей этой статистической путанице точные расчеты реальной покупательной способности становятся несколько бессмысленными, но рисунок 10.2 (приведенный ранее в этой главе) показывает, как выглядел реальный фондовый рынок.

Мы знаем, что в течение всего десятилетия с 1940 по 1950 год французские акции росли в номинальном выражении, но падали на 7,6 % в год или более чем на 50 % в реальном выражении. Это звучит плохо, но не забывайте, что в 1982 году промышленный индекс Доу Джонса (т. е. акции предприятий, цена на которые составляет индекс Доу Джонса) продавался по той же цене, которой он впервые достиг в 1966 году, что означает падение покупательной способности более чем на 50 %. Следует признать, что за этот период Соединенные Штаты проиграли войну во Вьетнаме и пережили серьезную инфляцию, но не были оккупированы. Однако жесткая статистика во Франции показывает, что акции в 1950 году были примерно на 20 % ниже того уровня, на котором они были в реальном выражении 50 лет назад.

Выполнили ли государственные акции свою работу во Франции? Даже скептик должен сказать, что в годы войны (1938–1940), оккупации (1940–1944), а