Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в Свердловске ещё дел имелась прорва, но они теперь до вторника потерпят. За остаток четверга Пётр успел ещё в два места. Сначала служебная «Волга» домчала его до здания на улице Карла Либкнехта.
— Приехали, — нейтрально произнёс шофёр, скрипнув тормозами.
— Куда? — не понял Штелле.
Вроде бы разговор шёл о ТЮЗе, а здесь находится учебный театр Свердловского театрального института.
— Театр Юного Зрителя, — махнул рукой водитель на это самое здание, похожее на купеческий особняк.
Опять Штирлиц близок к провалу. Как потом оказалось, директор ТЮЗа Ирина Глебовна Петрова уже три года билась за строительство того самого красивого здания на улице Свердлова. Пока оно есть только в рисунках, да в неполном комплекте чертежей.
— Ещё в 1965 году мы все вместе радовались, что проект, наконец утверждён, что будет теперь в нашем городе новый детский театр — но сейчас, в 67-м, выяснилось, что рабочих чертежей на строительство в полном комплекте нет, а то, что уже можно строить, делается крайне медленно. За прошлый год из ассигнованных 183 тысяч рублей освоены только 2 тысячи.
— А не пробовали в Обком обратиться? — хотя чему тут удивляться, ведь культура у нас по остаточному принципу.
— Да, я за два года во всех кабинетах Обкома партии и Облисполкома побывала. Как на дурочку уже смотрят. Ладно, Пётр Миронович, мне звонил Александр Васильевич Борисов и просил вам помочь. Слушаю, — она завела его по переходам в небольшую комнатку, — Знакомьтесь. Это главный режиссёр театра Юрий Ефимович Жигульский, — товарищ напоминал Конкина в «Павке Корчагине», с длинными неприбранными и неухоженными волосами. Хиппи.
— Вот как! Я думал, у вас Владимир Мотыль главреж.
— Нет. Ушёл от нас Володя на вольные хлеба, сейчас на Ленфильме снимает «Женя, Женечка и „катюша“» по сценарию, написанному совместно с Булатом Окуджавой. А чем же вас, Пётр Миронович, Юрочка не устраивает? — грозно свела брови Петрова.
— Вот сейчас и решим, устраивает или нет, — хоть «театралы» его и не приглашали, Пётр демонстративно сел, давая понять, что разговор надолго.
— Слушаю вас, — присел на краешек стула хиппи — явно спешил. Ничего, сейчас мы это исправим.
— У меня есть к вам просьба, подкреплённая одобрением товарища Борисова.
— Хм, с козырей заходите, — усмехнулся молодой человек.
— У нас в Краснотурьинске есть два дворца — в разы больше вашего здания. В обоих — огромные по вашим меркам зрительные залы. И вот эти огромные залы почти всегда стоят пустые. Не ездят к нам театры — а ведь у нас в городе почти тридцать тысяч детей. Давайте исправим эту дискриминацию по территориальному признаку, — Пётр выложил на стол директора фотографии дворцов снаружи и изнутри.
Нехотя, с кислыми рожами, посмотрели и позавидовали.
— Это ведь везти аппаратуру, костюмы, рабочих сцены, декорации. Дорого и хлопотно, а потом ещё всё это в порядок приводить. У любого театра и так залы полны, и билетов не достать. Зачем ехать? — покивала Петрова.
— То есть нужен стимул? Учтите, я знаю, что стимул — это палка. То есть кнут в лице председателя исполкома областного Совета у меня есть. Теперь давайте поговорим о пряниках.
— А есть и пряники? — невесело хохотнул хиппи.
— Уйма. Причём, когда я озвучу последний, то вы будете уговаривать меня забрать вас к себе со всем театром на постоянное место жительства.
— Да вы сказочник, Пётр Миронович, — хмыкнула директриса.
— А как вы узнали? — Пётр достал напечатанную в типографии «Заря Урала» первую часть «Буратино ищет клад» и положил на стол рядом с фотографиями.
— Бляха-муха, то-то думаю — фамилия знакомая. Утром мне пришлось пять рублей выложить за эти странички. Конечно, не «Понедельник начинается в субботу», но судя по началу, вещь не хуже, чем у Толстого получится, — Юрий Жигульский, — встал и протянул руку, — Молодец вы, Пётр Миронович.
— Будет и ещё одна повесть. Называется — «Вторая тайна Золотого Ключика», — Пётр достал из портфеля отпечатанную на машинке секретаршей рукопись.
— Интересно, — волосан взял бережно скреплённые обычной скрепкой листы, — А вы их принесли нам похвастать, или есть цель?
— Похвастать, естественно, — усмехнулся Пётр, — Вот читаю какую-нибудь книгу, дохожу до последней страницы и с сожалением откладываю, и знаю, что не будет продолжения. А вот представьте — ставите вы спектакль «Золотой Ключик», а потом объявляете, что через месяц продолжение будет. Премьера. Нигде в мире нет. В Москву пригласят! А потом ещё одно продолжение, и, как вы говорите, «не хуже, чем у Толстого», — Пётр оглядел задумывавшихся служителей Мельпомены, — Есть один минус, который вы, уважаемый Юрий Ефимович, можете превратить в плюс. Я не умею писать сценарии. Может, разделим мировую славу на двоих?
Переглянулись, мысленно потёрли руки. А ведь и правда, впервые в стране. На премию Ленинского комсомола тянет! И Пётр решил их добить.
— Есть у вас, товарищи магнитофон?
— Есть, недавно получили очень хороший студийный магнитофон немецкий. Telefunken M10A, — Раз немецкий, значит, наверное, лучше нашего, решил Пётр и достал кассету с детскими песнями.
— Поставьте вот эту плёнку.
Поставили. Послушали. Ещё раз перекрутили и прослушали.
— Сильно. Чьи это песни?
— Мы с приёмной дочерью написали. Вот представьте: детская музыкальная сказка-детектив. Из Ленинградского зоопарка американские шпионы украли очень редкого белого львёнка. Они забираются на небольшой кораблик и на всех парах плывут в Америку — но тут их предупреждают по радио, что наши выслали в погоню подводную лодку. Тогда шпионы поворачивают, и, чтобы запутать следы, решают идти вокруг Африки. Где-то в районе Мадагаскара они попадают в шторм, и кораблик выбрасывает на скалы. Клетка со львёнком разбивается, и он попадает в джунгли на небольшом острове. Американцы охотятся за ним, но звери этого острова помогают львёнку прятаться от шпионов. В это же время на острове появляется браконьер, который любит котлеты из гиппопотама. Теперь уже львёнок с друзьями помогает маленькому гиппопотамчику. В это время к острову причаливает наш кораблик и забирает львёнка и сироту-гиппопотамчика с собой в Ленинград — и всё время поются вот такие песни. Кстати, песня про «Улыбку» — одна из них, а в конце львёнок поёт о маме.
По синему морю, к зелёной земле
Плыву я на белом своём корабле.
Меня не пугают ни волны, ни ветер, —
Плыву я к единственной маме на свете.
Плыву я сквозь волны и ветер
К единственной маме на свете.
Скорей до земли я добраться хочу,
— Я здесь, я приехал! — я ей закричу.