плечи и ощутил себя уверенно. Теперь он сам мог лгать тем, кто обманывал его годами.

– Когда мне будет что сказать, ты увидишь меня там, где встретила сегодня, – сказал Архам, и я ощутила в нем знакомую решительность, свойственную его брату. – Жди.

После этого разговора мы больше не встречались, но я старалась не сомневаться в нем. Архам был братом Танияра, и если обладал хотя бы половиной ума моего супруга, то у него непременно всё получится. К тому же он был сыном Селек, а значит, имел ее хватку и хитрость. И если всё так, то мы покинем проклятый Даас и сами горы. Главное – выбраться из каменной ловушки, а там путь сыщется. Создатель не оставит нас, он укажет путь домой.

– Ох, скорей бы, – произнесла я одними губами.

Только вот книга… Как же мне прочесть ее, если не окончу своего обучения? Или же мне всё равно не хватит знаний, чтобы вникнуть в содержание? И я подняла взгляд к небу, мысленно обращаясь к Белому Духу. Он ведь подарил мне возможность понимать его детей и говорить на одном языке с ними, так, может, откроет и еще один язык – язык ирэ? Ах, кабы так, кабы так…

– Входи, дайнани.

Опустив взгляд на бальчи, я с изумлением обнаружила, что мы достигли вершины и стоим перед знакомым домом. Надо же, а я за своими мыслями даже не заметила подъема. Стало быть, время пришло. Решительно тряхнув головой, я шагнула в открытую дверь.

– Ашити, – услышала я и повернула голову на звук голоса.

Махир сегодня встретил меня, сидя на корточках возле длинной скамейки с ящиками. Он, не оборачиваясь, махнул рукой, подзывая, и я послушно приблизилась.

– Доброго дня, Алтаах, – приветствовала я великого махира.

– И тебе добра, путница, – ответил хозяин дома и обернулся.

Я увидела на его лице улыбку. Путница… В общем-то, подходит. Любопытное прозвище, стоит признать. Алтаах закрыл узкую дверцу и распрямился. В руках он держал небольшой ящичек. Махир присел на скамейку-шкаф, если так можно выразиться, и похлопал ладонью рядом с собой.

– Как живется тебе в Даасе? – спросил он, как только я устроилась рядом.

Я невольно бросила взгляд в окно, отсюда открывался вид на храм Белого Духа. Мне подумалось, что Алтаах наблюдал за нашей прогулкой с Рахоном, наверное, вот так же сидя на этом месте. Он должен был видеть, как пятый подручный собрал разрушенную кладку. Она и сейчас еще не полностью обвалилась, но того вида, в который илгизит привел савалар, уже не было. Сила, державшая камни, ушла.

– Ты молчишь, – заметил махир, и я очнулась.

Обернувшись к нему, я улыбнулась:

– Прошу прощения, что вынудила ждать. Благодарю, ты дал мне хороший дом, одежду, обо мне заботятся.

– Почему из всех украшений ты выбрала только это кольцо? – спросил Алтаах. – Разве больше ничего не пленило твоего взора?

– Скромно – не значит бедно, – ответила я фразой, всплывшей из глубин моей памяти. – Я не люблю наряжаться. Мне по душе удобство. Это колечко хорошо подходит к любому наряду, большего мне не надо. Благодарю еще раз, – и, прижав ладонь к груди, я чуть склонила голову.

– Хорошо, – кивнул махир. – Как хочешь, так и делай. – Он чуть помолчал, а после задал новый вопрос: – Ты каждый день учишь ирэ, зачем?

– Если мне будет позволено, то я хотела бы прочесть шахасы. Признаться, мне любопытно. К тому же, как человеку образованному в своем мире, мне бы и в этом не хотелось остаться в чем-то непросвещенной. Ты ведь позволишь?

– Для того, кто примет власть и волю Покровителя, нет запретов, – сказал Алтаах, и я поджала губы. – Но ты, кажется, еще не готова принять его, – снова улыбнулся махир. – Ты видела его силу в руках Рахона, ты прошла по Каменному лесу, видела чудеса, сотворенные Им. Но ты всё еще не готова, я вижу. И потому я хочу показать тебе еще кое-что.

Он приоткрыл крышку ящичка, но я положила сверху ладонь, вынудив снова ее закрыть.

– Зачем? – спросила я. Махир вопросительно поднял брови, и я пояснила: – Зачем тебе нужно, чтобы я приняла его? Разве вера не является выбором каждого?

Алтаах взял меня за запястье и мягко убрал руку от ящичка. После открыл его и достал браслет из черного камня, по которому шли золотые прожилки. Выглядело это прелестно, и, наверное, я бы с радостью приняла украшение, если бы его не держал в руках главный подручный Илгиза, наделенный немалой силой.

– Надень, Ашити, – с улыбкой произнес махир, но его пристальный взгляд показался мне острым, даже хищным.

Отрицательно покачав головой, я спрятала руки за спину.

– Чего ты боишься? – с укоризной спросил Алтаах. – Разве же тебя здесь обижали? Почему ты хочешь обидеть меня недоверием?

– Что это? – спросила я, поднимаясь на ноги, а после и вовсе отошла. – Поясни.

– Всего лишь браслет, ты же видишь.

– Что будет, если я его надену? – спросила я, отступая.

Алтаах неспешно шел за мной. Тот взгляд, настороживший меня, исчез. Теперь в глазах главного илгизита застыла укоризна, но я ей не верила. В браслете были заключены чары, это я понимала, а потому позволять надевать на себя опасную вещицу не собиралась. И я продолжала отступать, пока не наткнулась на небольшой кусок стены под раскрытым окном. От неожиданности я покачнулась, взмахнула руками, и махир поймал меня за руку, удержав от падения. А еще спустя мгновение браслет скользнул мне на запястье.

– И ничего страшного, верно, Ашити? – усмехнулся Алтаах, не выпуская моей руки из захвата.

Ощутив нарастающую панику, я задергалась, пытаясь освободиться, но не преуспела. Махир рывком прижал меня к себе и впился пронзительным взглядом в глаза, и я вдруг застыла, не имея сил отвести взора. Рука, на которой был надет браслет, стала горячей, будто кровь моя превратилась в лаву. Она вскипела у запястья и помчалась по моему телу. От жара разум подернулся маревом, голова поплыла, и, если бы не поддержка махира, я бы упала.

– Смотри, – пробился в плавящееся сознание вкрадчивый тихий голос.

И я послушно смотрела на то, как глаза Алтааха затопила клубящаяся тьма. Она пульсировала, наливалась мощью и затягивала меня в вязкий обжигающий омут…

«Что вы с ней сделали?! – Я стою в богато обставленной комнате. Вокруг меня люди, но я не знаю их, не узнаю ни единого лица. На мне надета только фривольная сорочка, а рядом мужчины, много мужчин. Есть еще женщина. Она испугана, я вижу, как перекошено ее лицо. Но я сама боюсь больше, потому что я