Затем на ее лице появляется забавное выражение. — Ты знала, что он играет на пианино? Очень хорошо. Джазовые вещи.

— Такер?! — спрашиваю я. — Значит, он действительно был хорош в музыке! Просто он все время выбирал не те вещи. — Мы оба снова начинаем смеяться. Телефон Сидни начинает жужжать.

— Это он? — спрашиваю я.

Она кивает. — Я должна ответить.

— Во что бы то ни стало, — говорю я, замечая серию сообщений на своем телефоне, все от Эвы.

Эва: Привет. Я знаю, что просила прислать портфолио 20–го числа, но, как ты думаешь, я могу получить его завтра? Моему деловому партнеру не терпится принять решение, и я не хочу, чтобы ты потеряла эту возможность!

Завтра? Я оглядываю амбар, мое сердце бешено колотится. Краска готова, крыша есть, но только половина техники и мебели установлена. Мне предстоит сделать еще как минимум два дня.

Я снова опускаю взгляд на текст. Это мой единственный шанс. Я должна сделать так, чтобы все получилось.

Чарли: Я отдам его к завтрашнему дню.

Эва: Ты действительно удивительная. Не могу дождаться, чтобы увидеть это!

Когда Сидни вошла обратно, я только открыла рот, чтобы спросить ее, может ли она остаться и помочь, как она заговорила первой.

— Такер хочет пригласить меня на ужин! — пискнула она. — Я никогда раньше не была на свидании. — Ее лицо светится так, как я никогда его не видела. Я вижу, как она счастлива, и понимаю, что должна поддержать ее.

— Иди, — говорю я ей.

— Тебе будет хорошо здесь? — спрашивает она.

Я киваю, уже прогоняя в голове список дел. — Конечно.

Она осматривается, прежде чем уйти. — Все действительно складывается, Чарли. Я горжусь тобой.

Как только Сидни уходит, я позволяю себе ровно пять минут паники. Пять минут на то, чтобы мой разум помутился, чтобы я задалась вопросом, как, черт возьми, я собираюсь провернуть все это в течение следующих восемнадцати часов, а затем я включаю высокую скорость.

Первым делом я бегу в 'Хоум Депо', чтобы купить карнизы для штор и несколько других необходимых вещей.

Затем я заезжаю к себе домой и беру несколько маминых картин, а также несколько своих собственных, несколько дополнительных простыней и кофеварку.

— Куда ты идешь? — спрашивает мама, выходя из дома как раз в тот момент, когда я закрываю багажник своей машины. За ней следует мой папа. — Ты уже переезжаешь? — шутит она.

Я качаю головой. — У меня сейчас нет времени говорить об этом, — говорю я. — Но я обещаю, что завтра все поставлю на место.

— Чарли, уже девять вечера, — говорит она.

— Отпусти ее, Хелен. Она собирается делать то, что собирается делать.

— Я ее мать, Хэнк. Если я захочу узнать, что она делает поздно ночью, я спрошу у нее. — Моя мама смотрит на моего отца долгим взглядом. — Чарли, это не может подождать?

Я смотрю между ними. И теперь это начинается снова. Какое — то время у них все хорошо, а потом они целуются на кухне, а потом начинают вести себя странно друг с другом. И в конце концов, эти странности приводят к ссорам. И мы возвращаемся к началу. Я вскидываю руки вверх. — Нет, мама, это не может ждать. У меня есть один шанс сделать это, сделать все правильно. Я не позволю своей жизни просто так — я машу рукой в сторону дома — пройти мимо меня!

— Чарли… — сказала моя мама, пораженная.

— Я видела вас на кухне, — говорю я. — Как — то вечером. И вы можете быть довольны… просто сидеть здесь и жить в этом состоянии неопределенности вечно, но я не буду. Я отказываюсь. Я ухожу отсюда.

Затем, не дожидаясь ее ответа, я сажусь в машину и уезжаю. На мгновение мне кажется, что она собирается последовать за мной, но она этого не делает. Конечно.

Следующие пару часов я трачу на то, чтобы заправить кровати, постелить ковры, которые я купила в секонд — хенде, повесить шторы, и я почти закончила, не считая развешивания картин и раскладывания вещей. Уже поздно, и меня манит уютная кровать. Я чувствую себя такой… усталой. Я ложусь на одну из застеленных кроватей. Если я хоть на секунду закрою глаза, у меня будет больше энергии, чтобы закончить работу.

Когда я открываю их, свет пробивается сквозь планки, и уже утро. Я сажусь и смотрю на часы. Семь тридцать?

— Вот дерьмо, — говорю я, потягиваясь, и только потом понимаю, что я не одна. Я слышу шум, доносящийся снизу. Спустившись по лестнице, я обнаруживаю, что мои родители доделывают последние дела в амбаре.

— Что вы здесь делаете?

— Мы помогаем, милая, — говорит мама. — Ты никогда не даешь нам шанса помочь. Но мы помогаем, хочешь ты этого или нет.

Папа предлагает мне кружку кофе. — Кроме того, ты взяла кофеварку. Это было проблемой. Хочешь кружку?

— Да, спасибо. — Я с благодарностью пью кофе и восхищаюсь тем, что они сделали, развесив картины и убрав весь беспорядок. Они также разместили произведения искусства лучше, чем это сделала бы я.

— Не могу поверить, что вы все это сделали, — шепчу я. Может быть, их не волнует ремонт ванной или уничтожение сорняков у входной двери, но они пришли сюда и помогли мне собрать это место воедино. Они пришли сюда, потому что, как я вдруг осознаю… они делали это для меня. — Вы спасли меня.

— Ты вроде как нуждалась в спасении, — говорит моя мама. — Теперь допивай кофе и снимай видео. Ты должна успеть к сроку. А потом мы поговорим о том, что ты сказала нам вчера вечером.

Позже тем же утром, после того как я вернулась домой, написала для Эвы синопсис и отправила ей свое видео, где я прохожусь по помещению, объясняю, какие материалы и детали я использовала и где черпала вдохновение, я отправляюсь на завтрак с родителями. Забавное ощущение — сидеть на заднем сиденье машины, пока они ведут машину, как будто я снова ребенок. Они молчат, и я знаю, что они ждут моих извинений.

— Простите за то, что я сказала вчера вечером, — говорю я наконец, глядя в окно на дорогу. — Я просто… это тяжело. Жить с вами, ребята, вот так. Быть неуверенной изо дня в день в том, как изменились отношения.

— Но это не твои отношения, а наши, — твердо сказал мой отец.

— Но я ваша дочь, — говорю я. — О чем вы иногда, кажется, забываете, когда я чиню замок на входной двери и слежу за тем, чтобы машины были зарегистрированы. Разве вы не считаете, что я