— Думайте как хотите. Но лучше держать свои семейные проблемы при себе. Если Филипп вас бросил, то это, безусловно, не вина Чарлза.

Услышав это оскорбление, Эвелин ахнула так громко, что заглушила вскрик Изабель.

— Полагаю, нам лучше спуститься вниз, пока вы окончательно не расстроились, Эвелин.

— Да, думаю, мы должны, — пробормотала Эвелин. Судя по голосу, она признала свое поражение.

Женщины вышли из комнаты, щеколда упала на место. Изабель и Финеас вновь остались одни.

Блэквуд откинул занавеску.

— Они ушли.

Изабель отскочила от него, забиваясь глубже в тень и не отрывая взгляда от двери. Злобное присутствие Онории висело в воздухе вместе с тяжелым запахом ее духов.

— Изабель?

Она дрожала, сжатые губы резко выделялись на белом лице, глаза были просто огромными. Изабель быстро отвела взгляд, и Финеас увидел, как блестят слезы.

— Простите, Блэквуд. Я не должна была втягивать вас в это. Если Онория узнает, что я сделала… — Изабель замолчала, скривив губы. Финеаса охватил гнев.

— Позволила самому известному обольстителю в Лондоне уложить себя в постель? — грубо спросил он.

— У каждого поступка есть последствия, ужасные последствия. Мне всегда нужно помнить об этом и тех, ради кого следует забыть о своих желаниях, — запинаясь, выдавила Изабель.

— О чем ты, черт побери, говоришь?

— Я не должна была сюда подниматься. Не должна была рассказывать в-вам о Чарлзе или просить вас с-с-следить за ним. Это слишком опасно. — Она вздернула подбородок и посмотрела на Финеаса пустым взглядом. — Пожалуйста, забудьте все, что я тут наговорила.

— Слишком опасно? — негодующе воскликнул он. — Для меня или для тебя, Изабель? — Он шагнул к ней. — А как насчет твоего предложения стать моей любовницей?

Ее глаза коротко сверкнули гневом.

— Это стало бы самым опасным на свете!

Изабель подобрала юбки и метнулась к двери. Финеас перехватил ее руку, не желая отпускать. Она безнадежно погладила его рукав.

— Пожалуйста, отпустите меня, Блэквуд. Я должна быть внизу, в одиночестве сидеть в уголке салона, где мне самое место, или дома, с сыном. Должна быть где угодно, только не тут, с вами. Цена слишком высока.

— Неужели ваша драгоценная репутация так много для вас значит?

Изабель вздрогнула, с изумлением посмотрела на него, и Финеас понял, что ошибся. Есть что-то другое, тайна, которой она не хочет делиться. По спине побежали мурашки.

— Будет лучше, если мы больше никогда не увидимся, — произнесла Изабель, многозначительно глядя на удерживающую ее руку, стараясь, чтобы это прозвучало надменно, но голос дрогнул.

Блэквуд сильнее сжал пальцы.

— Я же вижу желание в твоих глазах, Изабель. Чувствую его, когда прикасаюсь к тебе, даже сейчас.

Она с силой вырвалась, словно так могла убить свои чувства.

— Я не могу объяснить, Блэквуд.

Изабель нервно расправила платье, пригладила волосы, упорно глядя в пол, готовясь к тому, чтобы выйти из комнаты и из его жизни.

— Слушай, они ушли. Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь еще хватило наглости подняться сюда. Останься со мной, Изабель. Я запру дверь.

Финеас хотел заниматься с ней любовью и видеть ее лицо при свете и без маски, за которой она пряталась раньше. Он хотел доказать ей, что она не сможет без него жить.

— Я… я не могу, — произнесла она, не отрывая от него взгляда, словно это и вправду была их последняя встреча.

Изабель сделала шаг к двери, но Финеас снова поймал ее за запястье, чувствуя, как лихорадочно бьется ее пульс. Она подняла на него глаза.

— Каждый раз, когда я к тебе прикасаюсь, становится все сложнее остановиться. Если я не уйду прямо сейчас, сию секунду, то потеряю…

— Ты сказала, что твой сын в опасности. А теперь считаешь, что просто придумала это?

Изабель закрыла глаза.

— Нет. — Единственное слово прозвучало жалобно и безутешно. — Думаю, что опасность еще страшнее, чем раньше, раз уж Эвелин и Онория… — Финеас почувствовал, как она задрожала. Изабель подняла на него глаза. — Ведь то, чем занимается Чарлз, очень опасно, да?

Сильно рискуя, он кивнул.

— Чарлз хорошо знаком с Филиппом?

Изабель нахмурилась.

— Полагаю, да, хотя я никогда не слышала, чтобы Чарлз говорил о нем.

— Он получает от Филиппа письма?

— Не знаю. Почту первой всегда проверяет Онория.

— Даже почту Чарлза? — спросил Финеас.

— Всю, — с горечью ответила она. — И читает мои письма до того, как отдать их мне, решает, какие приглашения мне позволено принять.

Финеас нахмурился. Изабель Мейтленд должна быть самой богатой женщиной в Англии, но у нее нет денег. Она молода и красива, свободна, чтобы снова выйти замуж или завести любовника, но прячется во вдовьем трауре и в тени. У нее нет права на личную жизнь, но есть тайны, как, например, он сам. И Изабель боится. Финеас сглотнул, ему не хотелось отпускать ее навстречу неведомой опасности.

— Изабель? — Он чуть расслабил пальцы и скользнул рукой выше, привлекая ее к себе. Наклонил голову, и она снова закрыла глаза.

— Да? — выдохнула Изабель, захваченная тем же головокружительным водоворотом желания, что и он.

— Я принимаю твое предложение, — прошептал Финеас ей в ухо и провел губами по шелковистой коже шеи.

— Какое предложение? — пробормотала Изабель, наклоняя голову, чтобы ему было удобнее.

Финеас одарил ее самой своей сокрушительной улыбкой.

— Стать моей любовницей.

Она оцепенела.

— Но я не могу…

Дверь снова распахнулась, и на этот раз у них не было времени спрятаться.

— О! — испуганно вскрикнула Марианна. — Я думала, что в комнате пусто. Что, скажите на милость, вы двое тут делаете?

Она обвела их взглядом — Изабель обдало жаром. Их застали в такой пикантной ситуации, пусть даже они успели отскочить на дюжину футов друг от друга!

— Я показывал графине портрет Миранды, — прохладным тоном произнес Блэквуд, как будто это не он только что целовал Изабель и собирался заняться с ней любовью! Кожу все еще пощипывало, а вот Блэквуд выглядел совершенно спокойным. — А что привело сюда тебя, Марианна?

— Вообще-то то же самое. — Она подошла к холсту. — Я знаю, что Августа запретила ходить в эту комнату, но Миранда попросила меня подняться и взглянуть на портрет. Она боится, что сеньор Кондотти не очень удачно уловил ее улыбку и что она похожа на ребенка. А вы как думаете, Изабель?