Как утреннее солнце на лугу, Освобождение от зла невелико. Ты успокоен, ты река, ты далеко. Тебя не пожелаешь и врагу. Тебя не переплыть, но – я смогу! С условием, что будет в этом смысл. Все в мире дождь, все в мире мысль. Все в мире смерть последнего поэта. Сто лет назад здесь протекала Лета. Теперь она рассыпалась дождем. Всегда последние, конечно мы уйдем. Наверное, они не снятся мне. Всегда последние – в таком прекрасном снею И вечна боль, которая им снится. Я эта боль, я чистая страница.

Итак (казалось бы) – он всего лишь молча процитировал строки так больше и не явившегося в этой реальной истории поэта. Тело которого оказалось пере-полнено «компотом» из личности древнего отцеубийцы и волей к жизни современного разночинца-душегуба.

Такая вот персонификация едва осознанной необходимости Воскрешения Русского Мира; итак – ступим и мы на свет Божий. Дыбы – видеть: Обводный канал, отделяя обыденноплоскую землю от любой ирреальности, точно так же (молча – как и процитированные стихи) пролегал перед ним.

Воздух (почти облепляя) – был тяжел как влажный песок.

Электрические фонари едва-едва тлели. Он пересек канал. Порою губы его вздрагивали, словно бы он переругивался с каплями. Но он молчал.

Возле обугленного универмага он остановился. Среди редких прохожих увидел нужного ему человечка (промокшего, но – терпеливо ждущего). «Человечек» – так себе слово, что-то из штрихов карандаша на ватмане; но – человечек действительно был тощ и невысок, и (главное) глаза его не были водянисты, и такою же была его душа – плотненько заштрихованная!

Стас – не стал ловить себя на мысли, что он словно бы обшаривает чужие карманы (чужой жизни.

Стас (на деле только-только «воскрешённый» совокуплением с чужой ему женщиной: см. первую часть Вечного Возвращения) пришёл сюда затем, чтобы убить и (против чего собирался всеми силами возразить) опять проиграть свою жизнь и умереть.

Потом – он позабыл о глазах человечка, чьи услуги были им задешево куплены. Просто подошел к нему (не касаясь никак его взгляда) и тронул его за жидковатое плечо:

– Давно ждешь?

Человечек – вздрогнул, как школяр от удара розгой. Губы его – затряслись, он их быстро облизнул и не сумел освободить свою речь от летейских вод; но – сердечко его зашлось; он с видимым трудом увидел стоявшего между капель обновленного Стаса и бормотнул:

– Я вас не знаю!

– Ну и что? Показывай дорогу.

Человечек – ставший определенным (ибо приказано); но – «поневоле» свои губы унявший, вгляделся внимательней. Глазки блеснули. На носу качнулась капля. Подобрал себе (как бы из нескольких выбирая) поведение и почти с достоинством произнёс:

– Простите, я продрог. Так вы и есть заказчик? Надо бы добавить, за ожидание и риск.

Но (нано-бог) Стас – ничего не добавил. Потому – человечек всё медлил:

– У этого заведения – репутация. До самого конца я с вами пойти никак не смогу.

Стас (почти позволив себе ухмыльнуться) – опять поймал себя на спокойной мысли о том, как сейчас пусто в его зрячем сердце; но – возрадовался скорой возможности заполнить пустоту беспощадным и бессмысленным действием.

Конечно, всё будет, как скажете, – сразу же заторопился человечек, и они пошли, и пришли (через совсем небольшое время) в неприметный дворик, оказавшись перед бронированной дверью в полуподвал, над которой ядовито – и не по доброму выделяясь – светилась изящная надпись «Атлантида».

Стас – статичный, ему – естественно понимать Царство Божье СССР как эпоху некоего застоя (как Атлантиду – ныне канувшую); и невозможно воспринимать СССР – в будущем, а не в прошлом; но – кто сказал, что Воскресение одномоментно и совершается в одном месте?

Что участвует в нём лишь Воскрешаемый (являющийся объектом)? Что Воскрешаемый не может стать Воскресающим (субъектом)?

Вопросы, на которые нет нужды отвечать.

Стас (увидев имя Атлантида) – словно бы окаменел под летейским дождем (тотчас став промокать)! Более того (что он окаменел) – произошло много большее: летейские воды стали подтекать под него; Стас – сделался беден и бледен; но (оче-видно) – не сделался нищ духом.

Это было столь наглядным, что пугливый маленький шпион мигом оказался (прежде побывав кем-то вроде проводника) у него за спиной и лишь время спустя оттуда выглянул и спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Почти ничего. Не надо пугаться.

Человечек произнесенных молча слов не расслышал и принялся торопливо лопотать мокрыми тряскими губами:

– Милиция здесь уже побывала да и уехала ни с чем; говорю, репутация! Но трупы на Сенной – это здешние.

Стас (отодвинув своё будущее прошлое, решил немного изменить настоящее прошлое) произнес:

– Что – здешние? Сами стали трупами? Или кто-то помог?

– Сами стали. Но и убили (наверное) кого-нибудь. Или попробовали убить.

Стас согласно кивнул: истина, известно, анонимна. Даже купленный человечек может её – «сказать». Именно – «сказать», а не про-из-нести (для него истина – сказочна). И вот здесь статичному человеку (на самом деле – немного – нано-богу или демону; но – это сейчас не суть вопроса) Стасу вспомнилось начало его «обожения».

Было «это» – и люто, и радостно (сказочно). Ибо – было это у южного моря, куда он (тогда своего «будущего прошлого» – ещё и ведать не ведая; но – подобно урукскому царю Гильгамешу, совершившему путешествие к бездне вод) только-только явился из Санкт-Ленинграда.

И сразу же – оказался посреди волшебного приключения; но Но – об этом начале ещё предстоит помянуть.

Пока же (тогда же и сразу же) – будет совсем