Выруливаю на дорогу только через несколько минут. Горячий душ и чашка крепкого чая не помешали бы. Где-то в груди, в области сердца, колет, корни воспоминаний оплели и не отпускают, перед глазами лицо моей матери, Лишен Аргант. Жаль, что воспоминания навсегда оставили мрачный след о ней.

Тот день, когда её не стало, был словно в жутком кошмаре, меня забрали органы правопорядка, долго допрашивали, а потом сослали в закрытый приют. Никто не стал разбираться, что сподвигло её это сделать, правовым органам было проще назвать простую акушерку сумасшедшей. В приюте, где я пробыл пару месяцев, меня хотели убить несколько раз, и если бы не вмешался Хорбен Кан, кто знает, что со мной могло бы стать.

Думаю, и в голове складывается чёткая картина чьего-то хорошо выверенного плана. Сначала эта статья о моём прошлом, потом моя поездка на могилу настоящей матери… тьма. Это же определённо ловушка. И кто-то явно получил нужные доказательства, которые могут обернуться против меня.

— Найду и собственноручно поджарю.

Стискиваю зубы и давлю на газ.

Адалин Ридвон

Весь день был суматошным и в то же время каким-то необычным, отличающимся от прошлых повседневных будней, будто произошло что-то такое сокровенное, что дразнило и заставляло волнительно нечто предвкушать. И как бы ни брала себя в руки и ни гнала эти ощущения, а мыслями постоянно возвращалась к Фоэрту Кану. Не нужно отрицать, что причиной был он.

Воспоминания настигали меня даже в самых важных делах, когда готовила утром завтрак, когда прибиралась в комнатах, когда ловила своё отражение в зеркальных поверхностях. Его голос будоражил, разгонял по венам кровь, заставляя меня пламенеть от стыда.

Даже, кажется, Кери видит меня насквозь и оттого ещё больше заставляет испытывать неловкость. Потому что всё, что случилось вчера ночью, кажется каким-то сладким сном. И то состояние, когда я вернулась с Кери в комнату, долго не могла уснуть, чувствуя, как горит от его прикосновений кожа, как пылают губы от мучительной ласки.

Даже не представляла, как смогу смотреть ему в глаза с полным равнодушием, но я должна делать вид, что ничего не было. Ведь не было! Это всего лишь поцелуй, почему так бросает в жар?

Время тянулось невыносимо долго, я поняла, что с приближением вечера жду его появления, но прошел уже ужин, а Кан не возвращался.

— Мама, мы будем ужинать вдвоем? — Кери с грустью ковыряла ложкой кашу.

— Конечно, милая, как и всегда.

— Тогда почему ты смотлишь всегда на часы?

— Я? Смотрю? — расправляю плечи и беру салфетку. — Просто устала и думаю, когда уже поужинаем и я почитаю тебе сказку.

…После ужина мы с Кери отправились в комнату, играли в настольную игру, которую нам подарила Габора, оставшуюся ещё от её внуков, которые давно выросли. А после малышка уснула. А вот я так и не смогла, ворочалась, всё время прислушиваясь к звукам, к любому шевелению, как то нарастает, то стихает обрушившийся ливень, как сухо сверкает молния, освещая комнату короткой вспышкой. И всё тревожнее становилось на сердце.

Укрыв дочку, я тихонько соскользнула с постели, накинув на плечи кофту, вышла из спальни и направилась в столовую, невольно отмечая, что на часах почти полночь.

Наливаю воду в стакан и делаю глоток. Наивно думать, что Кан задержался по работе. Просто остался ночевать где-то в другом месте, в какой нибудь постели, пропахшей сладостными духами. Закусываю губы, подавляя едкое чувство ревности, распирающее грудь. С грохотом ставлю стакан на место. Мне должно быть всё равно, где он решает провести ночь, ведь так? Вот только досада душила всё сильнее. Боже, какая же я всё-таки глупая, что вчера позволила ему прикасаться к себе, что осталась здесь, что едва не открылась ему… Меня охватывает озноб.

“Сколько ещё раз, Адалин, ты будешь обжигаться, мало тебе было уроков?!”

Выдыхаю с шумом и иду из столовой. Нужно спать. А завтра утром покину этот дом.

Разозлившись, отправляюсь спать, чувствуя, как кипит всё внутри. Замираю в коридоре, слышно, как замок щелкает.

Меня охватывает оторопь. На миг я теряюсь, чтобы ринуться в коридор и не столкнуться с ним, но поздно.

Внутрь дома заходит… Фоэрт Кан.

Я вскидываю брови в некоторой оторопи. Бледное лицо и хмурый взгляд вводят в растерянность, его вид говорит о том, что с ним что-то приключилось, и явное неприятное. Потому что весь он вымок под дождём, так что даже белая рубашка облепила плечи, влажные волосы взъерошены.

— Не говори, что ты обо мне беспокоились и ждала, — усмехается он, бросает вымокший пиджак на комод и скидывает обувь.

Его вопрос доходит до меня не сразу, как, впрочем, и горящий взгляд, что скользит по мне. Я ведь стою в одной сорочке. Усилием воли удерживаюсь от того, чтобы не обхватить себя руками, пусть даже не думает, что сможет меня застать врасплох. Невозмутимо приподнимаю подбородок.

И всё же не похоже, что он проводил время приятно. Или, может, всё как раз наоборот? Уж слишком он устало выглядит. Злюсь ещё больше на себя, что не могу заставить себя не думать об этом.

— Гроза разбудила… — больше не нахожу иного оправдания своей бессоннице.

— Испугалась? Насколько помню, ты любишь гулять под раскатами, — проходит в зал и направляется в мою сторону.

Моё сердце начинает колотиться где то в горле, я раскрываю губы, лихорадочно думая, что возразить

Я охаю, когда Кан внезапно притягивает меня к себе, к своему холодному телу, и впивается в мои губы своими, мокрыми от дождя. Всё моё тело становится ватным и каким-то тяжёлым.

— Дико замёрз… — шепчет он хрипло, смотрит из-под век, пленив невыносимо глубоким взглядом. — … Но теперь… согрелся, — гладит пальцами по щеке.

Его глаза под мокрыми прядями горят. Моя сорочка вмиг становится мокрой, а кожа чувствительной к его теплу.

Боже, ведь невозможно же вот так запросто растерять всю себя, стоит этому мужчине оказаться рядом. Вся моя ревность улетучивается под этим напором. Странная дрожь охватывает тело, когда я ловлю в его взгляде что-то такое, от чего немеет в животе.

— Что-то случилось? — спрашиваю, преодолевая смятение. Невозможно удержаться от этого вопроса и сопротивляться своим чувствам, я поддаюсь им, понимая, что капитулирую.

Фоэрт Кан молчит, продолжая меня гладить, делает тяжёлый вдох, затем опускает пальцы на подбородок, проводит по нижней губе большим.

— Думаю, случилось… уже давно, — отвечает он, продолжая таинственно ласкать не только поглаживаниями, но и взглядом.

— У меня для тебя кое-что есть. Пойдем со мной, — вдруг прерывается он.

Не даёт выбора: перехватывает мою ладонь, сжимая своей, отстранятся и увлекает за собой. Я знаю, что должна что-то сделать, что-то ответить, придумать тысячу предлогов уйти, но… не могу. Иду за ним, будто намагниченная, поднимаюсь по лестнице, одновременно корю себя за это.