— Ох, плохо! — воскликнул Поно. — И есть нечего, и пить нечего. Тут мертвец лежит! Великий Гончар решит забрать глину, да и возьмёт нас всех, и тебя тоже. В жизни я не знал такого страха! Дайте хоть воды, добрые люди!

— Воды хочешь? — усмехнулся Кеки. — А ну, спляши! Пляши, пляши давай!

— И тогда ты дашь мне воду?

— Дам, дам. Пляши!

Поно припомнил, как пляшут у дома забав, когда ноги ведёт вино. Он шатался и кружился, взмахивая руками, и хлопал в ладоши, и, поскальзываясь нарочно, падал и дёргался в мокрой соломе.

— Ох! — кричал он. — Ногу подвернул, скользко! На дохлую крысу наступил!

Кеки смеялся, взвизгивая, и бил по решётке. Потом он пропал из виду, и в следующее мгновение сверху полилась вода.

— На вот! — задыхаясь от смеха, проговорил он. — Держи свою воду, я ж обещал!

— И как я выпью её? — с гневом воскликнул Поно, утирая лицо. — Как мне её взять?

— Да я не знаю. Что ж ты не поймал, когда я бросил? Теперь с пола подбирай, ха!

— Видно, Великий Гончар передержал тебя в печи, оттого у тебя чёрствое сердце! Ну, я для тебя плясать больше не буду, хоть как упрашивай. А если Великий Гончар слышит меня, пусть он поможет мне выбраться!

— А, не хочешь плясать? — спросил Кеки. — Ну, сейчас поглядим. Смотри, что у меня — ключик от решётки!

И он наконец спустил ключ на тонкой верёвке и начал раскачивать. Высоко, не допрыгнуть.

— Если ты невиновен, так пусть Великий Гончар поможет тебе достать этот ключ! — визгливо рассмеялся Кеки. — Ну, попробуй!

Поно, хромая, спешил за ключом — и падал, спотыкаясь. Полез на стену, но тут же сорвался. Он качался на спине, обхватив ушибленную ногу, и тянулся свободной рукой. Верёвка спускалась всё ниже, но нечего было и думать, чтобы её достать: коротка. Кеки уже просунул руку сквозь решётку и сам на неё лёг, чтобы лучше видеть.

Поно прыгнул невысоко. Охнув, схватился за рёбра, а сам нащупал камень.

— Ну ты и жалок, — крикнул ему Кеки. — Эй, воришка, ключик! Что, это и всё, что ты можешь? Пляши, вор, пляши! Прежний, издыхая, и то был ловчее!

Поно встретился взглядом со старухой, и она кивнула. Он поднял голову и, примерившись, метнул камень — боялся, что не выйдет, сил не хватит, но злость помогла. Может, помог и сам Великий Гончар: камень угодил точно Кеки в лоб. Тот обмяк на решётке, и ключ, покачавшись в его руке, соскользнул вниз вместе с верёвкой. Поно тут же его схватил.

— Э, Кеки! — раздалось сверху. — Ты чего это разлёгся? Кеки, да слышишь ты!

— Получилось! — шёпотом воскликнул Поно. — Получилось!

— Получилось, да сюда скоро придут. Беги! — велела старуха.

— Я вернусь за тобой, бабушка! Если Фарух не послушает, сам приду, сломаю решётку…

— Уходи уже! — прикрикнула она.

Поно взял камень — если выход сторожат, пригодится. Повернул ключ — всё вышло сразу, и руки почти не тряслись. Великий Гончар помогал.

— Я вернусь! — пообещал он напоследок.

В коридоре ждала тьма, и огня не было. Вытянув руку и нащупывая путь, Поно торопливо шёл, стараясь не жмуриться, и сердце его билось так, что, казалось, обрушатся старые стены.

Глава 13. Фаникия

Нож мелькнул в воздухе, вонзился в сухое дерево и продержался миг или два перед тем, как упасть в песок.

— Ты видел? — торжествующе воскликнула Нуру. — Видел? В этот раз вышло хорошо!

Мараму кивнул.

Он наблюдал за ней с галереи, что опоясывала водохранилище. Пакари спал кверху брюхом на его коленях, бык пасся неподалёку, под низким небом, а больше рядом не было никого. Казалось, в целом мире остались только они одни.

Близилось время, когда Великий Гончар размачивает глину: нежаркие дни, туманные ночи. Всё чаще слышался стук по гончарному кругу. Гремя, раскатывались фигурки, отброшенные тяжёлой рукой. Порой Великий Гончар наступал на них, и грохотало так, что закладывало уши, и небо шло трещинами. Горе оказаться под его пятой! Оттого и путников стало меньше: не каждый решался идти в непогоду.

Вчера, когда бык шёл среди песков, Нуру увидела руку Великого Гончара. Он тянул её с неба — рука была огромна! Такая могла зачерпнуть целый город, смять его, раздавить. Прежде Нуру не знала такого страха, и всё в ней задрожало перед этой мощью, от которой не найти спасения. Братья, колотившие её, и Хепури с его людьми, кочевники, воры с ножами и ночное зло — всё погибло бы в этой руке, обратилось в прах, в размятую глину.

Нуру плохо помнила, как Мараму её утешал. Он сказал, это не пальцы, а вода льётся с неба, но от жара песков она высыхает прежде, чем коснётся земли. Что он знал! Нуру ему не поверила.

Всё же Великий Гончар пощадил их, не тронул, они добрались до мёртвой рощи и там ненадолго остановились. Нуру тревожилась, всё прислушивалась, глядела в тёмное небо, и тогда гадальщик, чтобы её развлечь, показал, как метать нож, держа за лезвие. Вскоре забава ему прискучила, и он только следил, сидя неподалёку, и лениво поправлял. Сам он мог всадить в иссохший ствол шесть ножей подряд, и когда первый вонзался в дерево, третий уже летел.

Теперь Нуру опять выпросила нож. Может, ей пока не удавалось бросать его так, как умел Мараму, но отчего-то становилось спокойнее. Будто она не так слаба, не живёт чужой помощью. Будто, если придётся, сумеет себя защитить.

— Лучше бы ты отдохнула, — сказал гадальщик. — Скоро в путь.

Сказал, а сам почти не спал в эти дни. Под глазами его залегли тени, что казались ещё чернее от светлой краски на щеках, и брови всё хмурились. Морщинка между ними совсем не разглаживалась.

— Чего ты боишься? — спросила Нуру, поднимая нож. — Кочевников?

Он покачал головой.

— Убийц, что идут за тобой? — продолжила она пытать. — Я думаю, ты одолел бы их! Почему ты бежишь?

Мараму криво улыбнулся и сказал виновато:

— Я трус. Не смогу отнять жизнь. Если придётся защищаться, может. Так, чтобы не думать долго. А готовиться, выжидать — нет, я не смогу.

— Как так? — спросила Нуру, подходя, и села рядом. — Ведь ты из диких пятнистых людей! Разве не убиваете вы за один лишь косой взгляд?

— Мой дед, — сказал гадальщик, прищурившись, и Нуру поняла, что опять сказала не то, — был из диких пятнистых людей. Только дед. Бабка — нет. Отец — нет. Мы жили у реки, а дикие пятнистые люди — за рекой.

— Но