Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой взгляд остановился на Алексе – он выглядел удивительно спокойно для человека, который застрелил дядю, убил нашего похитителя и чуть не погиб сам.
Он говорил с офицером полиции, и его вид не выдавал ни малейшего признака волнения.
В конце концов, ты была лишь средством для достижения цели.
– Почти, – ответила я. И удивилась собственному голосу. Низкому и пустому, почти безжизненному. – Мне нужно с ним поговорить.
Бриджит и Рис переглянулись, их беспокойство обо мне затмило враждебность.
– Ава, я не уверена, что это хорошая идея…
Я проигнорировала ее слова. Встала, обошла Бриджит и направилась к Алексу, кутаясь в одеяло, выданное врачом «Скорой помощи».
Шаг за шагом.
Все происходящее казалось нереальным. Я думала, это какой-то новый кошмар, и я могу проснуться в любой момент, но так и не проснулась. Даже когда я рассказала о случившемся полиции, мне казалось, я пересказываю сюжет какого-то фильма, а не своей жизни.
В моей истории было много недомолвок и полуправды. Я сказала офицерам, что дядя Алекса заказал наше похищение, надеясь использовать нас в качестве рычага, потому что Алекс сместил его с поста генерального директора, но о запутанной семейной истории промолчала. Я не имела права такое рассказывать. Я действительно не знала, что произошло после нашего с Бриджит ухода – как дядя Алекса получил шесть пуль и как наш похититель, по рассказу позеленевшего офицера полиции, оказался изрезан похлеще хеллоуинской тыквы. Не знала технически, но не требовалось быть гением, чтобы догадаться о произошедшем.
Я не знала, что именно Алекс сказал полиции, но раз его еще не арестовали за двойное убийство, видимо, он придумал убедительную историю про самооборону.
В конце концов, он был превосходным лжецом. Верно? Или он обманул насчет лжи?
Был только один способ это выяснить.
Алекс заметил меня первым. Он что-то сказал офицеру, тот кивнул и ушел.
Я остановилась в полуметре от него, судорожно сжимая одеяло.
Он снова стал похож на прежнего Алекса – равнодушный и безразличный, с глазами, напоминающими осколки нефритового льда. Я не видела ни намека на Алекса, которого узнала за последние несколько месяцев. Того, кто отменил свидание и остался дома, чтобы посмотреть со мной кино. Того, кто давился самым отвратительным на свете печеньем и назвал его «нормальным», чтобы не задеть мои чувства. Того, кто научил меня плавать и показал мир, который, как я думала, существовал только в моих фантазиях. Мир, где я любила и была любима в ответ. Он этого не говорил, но я думала… Я правда думала, что он меня любит, но боится признаться.
Теперь я задавалась вопросом, существовал ли вообще тот Алекс, которого я «знала». Возможно, все действительно было лишь уловкой, ролью психопата, жаждущего мести и воспользовавшегося моим наивным сердцем.
Или… он солгал и говорил перед дядей все эти вещи, пытаясь меня спасти и скрыть свое истинное отношение. Рассказ казался слишком сложным для выдумки, но Алекс – гений. Он способен на все что угодно.
Я вцепилась окровавленными пальцами в рваные остатки своей надежды.
– Я думал, ты уже уехала.
Он засунул руки в карманы – воплощение невозмутимой беззаботности.
– Я хотела сначала поговорить с тобой.
– Зачем?
К моему лицу прихлынула краска. Уходи, хватит себя позорить! – кричала гордость, но тот ужасный огонек надежды заставлял бороться до конца.
– Хочу спросить.
Он скучающе поднял бровь.
– Ты и я, – я боялась спрашивать, но должна была узнать. – Было ли реальным хоть что-то?
Алекс замер, и я задержала дыхание, надеясь, молясь…
– Я пытался предупредить тебя, милая, – сказал он с бесстрастным видом. – Советовал не романтизировать меня, ожесточить свое мягкое сердце. В качестве благодарности за доброту, проявленную ко мне за все годы. Но ты все равно в меня влюбилась, – он сжал зубы. – Считай это уроком на будущее. Красивые слова и красивые лица не означают красоту души.
Надежда обратилась в пепел.
Мое мягкое сердце? Нет. У меня больше не было сердца вообще. Он вырвал его из груди, разрезал на лоскуты острыми лезвиями слов и не задумываясь выбросил клочья прочь.
Нужно что-то сказать. Хоть что-нибудь. Но я ничего не могла придумать. Я хотела вернуть хотя бы йоту прежнего гнева и боли, но ничего не выходило. Я оцепенела.
Я могла простоять там целую вечность, если бы бережные руки не отвели меня в машину Риса. Мне показалось, Бриджит прошипела что-то Алексу, но я не уверена. Мне было плевать.
Плевать на все.
Бриджит не пыталась меня разговорить или накормить банальностями. Это лишь усугубило бы ситуацию. Она позволила мне молча сидеть и смотреть в окно, где проплывало одно мертвое дерево за другим. Я не могла вспомнить, почему я люблю зиму. Все выглядело тусклым и серым. Безжизненным.
Я просидела так всю дорогу до Мэриленда. Там начался дождь, мелкие капли сыпались на окно, словно кристаллы. Я вспомнила день, когда Алекс приехал за мной, потому что я застряла под дождем. И. Сломалась.
Все эмоции, накопленные за последние часы – или последние месяцы, – вырвались наружу. Я почувствовала себя муравьем, захваченным приливной волной, и я не собиралась бороться. Я позволила им накрыть себя с головой – боли, гневу, разбитому сердцу, предательству и печали, – пока не защипало глаза, а мышцы не заболели от тяжелых всхлипов.
Каким-то образом я оказалась на коленях у Бриджит – свернулась калачиком, пока она гладила меня по волосам и бормотала что-то успокоительное. Наверное, страшно неприлично рыдать на коленях у принцессы, но мне было плевать.
Почему со мной так всегда?
Почему никто не может меня полюбить? Почему я такая доверчивая?
Мой любимый цвет?
Желтый.
Мой любимый вкус мороженого?
Мятное с шоколадной крошкой.
Ты освещаешь мою тьму, солнце. Без тебя я потерян.
Ложь. Все ложь.
Каждый поцелуй, каждое слово, каждая секунда, которыми я так дорожила… Все испорчено.
Глаза обожгло жидким пламенем. Я не могла дышать. Все болело, внутри и снаружи, и я рыдала ужасными, жалкими, душераздирающими слезами.
Майкл меня обманывал. Алекс меня обманывал. Не на протяжении дней, недель или месяцев, а на протяжении долгих лет.
Внутри меня что-то сломалось, и я плакала не только о своем разбитом сердце, но и о девушке, которой я была раньше, – той, что верила в свет, любовь и добро.
Той девушки больше нет.
Глава 37