class="title6">

Алекс

Ава уходила прочь, а я смотрел ей вслед с пустотой в груди, и глаза горели от незнакомых эмоций. Мне хотелось побежать за ней и вырвать ее из рук Бриджит. Упасть на колени и умолять ее о прощении за непростительное. И оставить ее рядом с собой до конца наших дней, чтобы больше ничто и никто не могли причинить ей боль.

Но я не мог – ведь боль ей причинил именно я. Я лгал и манипулировал. Я подверг ее жизнь опасности из-за своей жажды мести и изощренных замыслов против дяди.

Единственный способ защитить Аву – отпустить ее, даже если это меня уничтожит.

Машина, увозящая Аву обратно в Мэриленд и прочь от меня, исчезла из вида, и я судорожно вздохнул, пытаясь осмыслить боль, которая царапала меня изнутри. Казалось, кто-то вырывает куски моего сердца и души и топчет их ногами. У меня никогда не было таких острых, сильных чувств.

Я их ненавидел. Я жаждал ледяного, безразличного оцепенения, но боялся, что это и есть моя кара – гореть в пламени собственной агонии до конца вечности.

Мой личный ад на земле. Мое собственное проклятие.

– Алекс, – ко мне подошел глава нашей местной команды. Он двигался стремительно и уверенно. Несмотря на форму полицейского департамента Филадельфии и сверкающий под вечерним солнцем значок, он не был стражем порядка. – Дом готов.

– Хорошо, – я заметил, что Рокко странно на меня смотрит. И резко бросил: – Что такое?

– Ничего, – он прочистил горло. – Просто ты выглядишь, будто вот-вот… неважно.

– Закончи фразу. Вот-вот что? – Мой голос опасно понизился.

В разных городах у меня были дежурные бригады по ликвидации, готовые действовать, если какой-нибудь из многочисленных планов пойдет наперекосяк. О них никто не знал, даже дядя. Осторожные и эффективные, они выглядели как нормальные люди на нормальной работе – а не амбалы, готовые избавиться от любого тела, стереть любые улики и перехватить любые сообщения… Включая исходящие звонки в местные полицейские участки.

Все прибывшие сегодня «офицеры полиции» и «парамедики» были в моей команде и убедительно сыграли свои роли.

Похоже, Рокко пожалел, что вообще раскрыл рот.

– Словно ты вот-вот, эмм, расплачешься.

Он вжал голову в плечи, явно осознавая, что даже перехваченный звонок Авы и в рекордные сроки собранная команда не спасут от моего гнева.

В венах разгорелся огонь, сравнимый с жжением в глазах. Я не удостоил Рокко ответом и просто хмуро смотрел на него, пока он не сник.

– Хочешь поделиться еще какими-нибудь идиотскими наблюдениями?

Моим голосом можно было заморозить Сахару.

Он сглотнул.

– Нет, сэр.

– Отлично. Я позабочусь о доме.

Повисла короткая пауза.

– Лично? А ты… – Он осекся, увидев выражение моего лица. – Разумеется. Я скажу остальным.

Пока он собирал остальную команду, я отправился в особняк, где провел лучшую часть жизни. Тем не менее я никогда не чувствовал себя здесь как дома, даже когда мы с дядей были в хороших отношениях.

Это значительно упрощало задуманное мной дело.

Рокко подошел ко входу и подал мне сигнал.

Я достал из кармана и открыл зажигалку. В воздухе пахло керосином, но я без колебаний подошел к ближайшим занавескам и поджег плотную золотую ткань.

Удивительно, с какой скоростью распространялся огонь по зданию площадью в тысячу квадратов. Языки пламени лизали стены и потолок в ненасытном стремлении к разрушению, и я почувствовал искушение остаться там и позволить им меня поглотить. Но в последнюю минуту проснулся инстинкт самосохранения, и я выбежал через открытую входную дверь.

Мы с командой отошли на безопасное расстояние и наблюдали, как горит гордый кирпичный особняк, пока не настало время сдержать выходящий из-под контроля процесс. Особняк окружали полтора гектара частной территории, и о случившемся станет известно лишь через несколько часов, если не дней. Если я не сообщу сам.

И со временем я сообщу. Поведаю трагическую историю о пожаре из-за случайной сигареты, и как больной хозяин поместья, который отказался нанять прислугу и жил один, не смог вовремя его потушить. Незначительная новость на последних страницах местной газеты. Я обо всем позабочусь.

Но пока я просто стоял и смотрел, как языки пламени пожирают трупы моего дяди и похитителя Авы и мое прошлое, – пока не осталось ничего.

Глава 38

Алекс

Кулак Джоша ударил меня в лицо, и я услышал зловещий хруст, прежде чем отшатнуться назад. Из носа и губы пошла кровь, и, судя по боли в правой части лица, завтра я проснусь с жутким синяком.

Тем не менее я не предпринял ни малейшей попытки себя защитить, пока меня лупил Джош.

– Чертов ублюдок, – прошипел он с диким видом и ударил меня коленом в живот. Я согнулся пополам, хватая ртом воздух. – Ты. Гребаный. Ублюдок. Я доверял тебе! – Еще один удар, на этот раз в ребро. – Ты был. Моим. Лучшим. Другом.

Удары продолжились, пока я не рухнул на колени – все тело покрылось ссадинами и синяками.

Но я радовался боли. Упивался ею.

Я ее заслужил.

– Я всегда знал, что у тебя плохой вкус, – прохрипел я. Примечание: работать из дома, пока травмы не заживут. Мне в офисе не нужны лишние слухи. Все по-прежнему шептались насчет смерти дяди – по официальной версии, его убил пожар, обративший в пепел особняк и все его содержимое.

Джош схватил меня за воротник и потащил вверх, его лицо исказилось от ярости и боли.

– Считаешь, это смешно? Ава права. Ты действительно психопат.

Ава. Имя пронзило меня, словно острый, как бритва, нож. Никакое физическое избиение не могло ранить сильнее, чем мысли о ней. Ее лицо перед тем, как она ушла, будет преследовать меня до конца моих дней, – а благодаря проклятой памяти я помнил каждую деталь, каждую секунду. Запах крови и пота на моей коже, ее дрожащие плечи и побелевшие пальцы, сжимающие одеяло… Момент, когда в ее глазах погас слабый огонек надежды.

У меня внутри все сжалось.

Возможно, я не убил ее физически, но я убил ее дух, ее невинность. Ту ее часть, которая верила в людей и видела красоту в самых уродливых сердцах.

Было ли реальным хоть что-то?

Да, солнце. Все. Реальнее, чем я мог вообразить.

Я хотел сказать эти слова, но не смог. Из-за меня она пострадала и чуть не погибла. Я не смог защитить ее, как не смог защитить свою сестру, своих родителей. Возможно, это мое проклятие: смотреть на страдания всех, кого я любил.

Я был гением, но из-за излишней самонадеянности упустил серьезную