А тут еще и Орсон.

– Это могли быть промысловики, – возразил Осипову биолог.

– И что они здесь промышляли? – поинтересовался Брейгель.

– Да что угодно! – Широким жестом англичанин обвел окружающие их джунгли так, будто это был розарий его загородного домика. – Сельва – это кладезь всевозможнейших сокровищ!

– Ну, зато теперь-то мы точно знаем, что не заблудились во времени, – Камохин посмотрел вверх. – А то мне эти летающие зонтики птеродактилей напоминают.

– Ничего общего, – фыркнул Орсон.

– Смотрите! – вытянув руку вверх, воскликнул О сипов.

Одна из зонтичных тварей вылетела из кроны высоченного кипариса, сложила крылья и, превратившись в большой черный комок, камнем упала вниз.

Орсон мысленно выругался по-английски.

Камохин дернул затвор автомата.

Пролетев примерно половину пути до земли – а дерево, с которого сорвалась тварь, было высотой метров сорок, – черный комок внезапно развернулся, вновь превратившись в подобие парящего зонта. И на этот раз люди, снизу смотревшие на неведомое существо, смогли неплохо рассмотреть его. На десяти или двенадцати длинных и, по всей видимости, гибких распорках была растянута плотная кожистая перепонка. Изнутри она была темно-пурпурного окраса с еще более темной, почти черной окантовкой по краям. На концах распорок имелось что-то вроде крючьев или загнутых когтей. В центре перепонки располагался большой грушеобразный вырост, обвисший, как коровье вымя. В какой-то момент вырост претерпел быструю трансформацию. Он расплющился, будто растекся по перепонке, в центре его образовался бледно-розовый зев, отороченный трепещущими стебельками. Заложив крутой вираж, тварь врезалась в группу сидящих на лиане обезьянок, обхватила одну из них своей перепонкой и сбила с насеста. Комком пролетев еще несколько метров вниз, тварь вновь растянула перепонку, вскинула вверх ее края, а затем с силой опустила. Падение остановилось, на какой-то миг странное существо будто зависло на одном месте. А затем, взмахивая попеременно разными краями перепончатой мантии, начало быстро подниматься вверх. Тельце несчастной обезьянки болталось из стороны в сторону, наполовину втянутое в вымяобразный вырост.

– Бамалама! – только и смог произнести Брейгель, когда чудовищная плотоядная тварь скрылась в листве.

– Я же говорил, что это нечто внеземное. – Орсон старался казаться невозмутимым, хотя по всему было видно, что и ему не по себе.

– Эта тварь может напасть на человека? – спросил Камохин.

Биолог зябко повел плечами:

– Будь она размером с пляжный зонтик, я бы ответил, что да.

– Не исключено, что мы видели не самые крупные особи, – заметил Осипов.

– Возможно, – не стал спорить Орсон. – Хотя больший объем и масса тела затрудняли бы полет.

Еще один зонтичник вылетел из кроны кипариса, спикировал и, заложив вираж, начал описывать круг над головами людей.

– Может, подстрелить его? – предложил Брейгель.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – возразил англичанин. – Не стоит их дразнить, пока они нас не трогают.

– Верно, – согласился Камохин. – Идем. У нас еще часа два до темноты.

– Обезьянку жалко. – Фламандец положил автомат на плечо.

– Такова жизнь, – мысленно утешил его Орсон. – Все мы в ней хищники или добыча.

– Гнусная какая-то философия, – так же мысленно отозвался Брейгель. – Почему нельзя сделать так, чтобы всем было хорошо?

– Ты готов отказаться от стейка?

– Нет, – не задумываясь, ответил Брейгель.

– То-то и оно. Если бы мир создавал бог, он бы, наверное, всех сделал вегетарианцами. Но вся эволюция построена на том, что сильный поедает слабого.

– А умный – тупого, – добавил Осипов.

– А вы, как я погляжу, уже здорово настропалились, – усмехнулся Камохин.

– У телепатии есть свои преимущества, – сказал англичанин. – Хотя постоянно общаться мысленно, на мой взгляд, довольно скучно.

– Кстати, насчет стейка, – Брейгель на ходу, не оборачиваясь, поднял руку и помахал кистью. – Кто за то, чтобы съесть на ужин свежего мяса? Мне консервы уже обрыдли.

– Я – за! – тут же вскинул руку Осипов.

Он только представил, как скворчит поджариваемый на огне кусок мяса, а рот уже начал наполняться слюной.

– Док! – окликнул Орсона шедший замыкающим Камохин. – Как специалист, что посоветуешь на ужин из местной фауны?

– Я слышал, что очень вкусное мясо у пекари, – отозвался биолог. – Это такие местные дикие свинки.

– Свинка – это здорово, – воодушевленно кивнул Брейгель. – Но пока я еще не видел ни одной.

– Мы их распугиваем своим шумом.

– Ну а помимо свинок, кого еще из местной фауны можно надеть на вертел? Что-нибудь такое, за чем не нужно долго гоняться?

– Игуана.

Биолог кивнул на длинную ящерицу, неподвижно, словно зеленый сфинкс, сидевшую на толстом, торчащем в сторону от ствола, суку гуаякового дерева. Только дико вытаращенные глаза игуаны, как будто живущие собственной жизнью, внимательно, но без страха, следили за путниками, следующими мимо ее обиталища. Хладнокровие – это в духе рептилий. Хотя многим из них оно стоило жизни. Черепаховые гребни и шкатулки, ремни из змеиной кожи, сапоги из крокодильей – трудно вообразить более грустный конец для славных потомков велоцерапторов и тираннозавров, некогда внушавших благоговейный страх и ужас всем обитателям планеты.

– Ты шутишь, Док?

– Вовсе нет. Мясо игуаны очень вкусное и сочное, похоже на мясо цыпленка.

– Я бы предпочел зажаренного на вертеле попугая.

– А я бы и ящерицу съел. Все лучше, чем тушенка.

– Ну, как хотите. А я все же для начала попробую подстрелить на ужин что-нибудь более симпатичное, чем гигантская ящерица.

Как только начало смеркаться, Камохин велел сделать привал. В сельве темнеет быстро, и надо было успеть до темноты обустроить лагерь. А вот на то, чтобы провести ночь спокойно, Камохин даже не надеялся. С наступлением сумерек из крон деревьев все чаще стали вылетать зонтичники. Пару раз квестеры видели, как твари пытались атаковать сидящих на ветках попугаев, но птицы оказались проворнее, и зонтичники остались ни с чем. А вот неподвижно сидящих на деревьях ящериц мерзкие летучие твари, похоже, игнорировали.

– Возможно, они реагируют только на движущиеся цели, – заметил, глядя на пару парящих зонтичников, Орсон.

– А может быть, ящерицы им не по вкусу, – высказал иное соображение Брейгель.

Прав мог оказаться каждый из них.

Но, что самое неприятное, совершая свои полеты, зонтичники стали опускаться все ниже к земле. И если эти твари вели преимущественно ночной образ жизни, то о беспечном времяпровождении у костра за поеданием шашлыка и рассказыванием забавных историй из прошлой жизни, той, что до Сезона Катастроф, можно было забыть.