В тот момент, когда Эстибалис собиралась позвонить в участок, на экране ее мобильного, словно прочитав нашу мысль, появилась Милан.

— Милан, как вовремя… Вы с Пеньей? — спросила Эсти.

— Да, мы в кабинете, и у нас новости.

— Включите громкую связь.

— Уже.

— Я с инспектором Айялой в Сантандере, — сообщила Эсти. — Пенья, мне нужно, чтобы вы расследовали процесс усыновления Химены Товар в девяносто третьем году в Сантандере.

— Что ищем?

— Любые нарушения, которые бросаются в глаза. Заодно проследите за тем, не всплывут ли имена доктора Сары Товар или некого доктора Осорио, психиатра из больницы Маркиза де Вальдесильи.

— Записал. В ближайшее время займусь, — ответил Пенья.

— Милан, что вы хотели нам сказать?

— Интернет выходит из-под контроля, — сказала Милан. — Сегодня утром редактор «Малатрамы» повесил на странице издательства официальное объявление о смерти Аннабель Ли.

— Какого черта он сделал это именно сейчас?

— Фанаты Аннабель Ли неделями страдали от того, что она не обновляла контент в социальных сетях, и когда «Твиттер» заговорил о беременной жительнице Алавы, найденной мертвой семнадцатого ноября, многие принялись дергать издателя, не была ли это Аннабель Ли. Вот он и признался, там же, в «Твиттере», — думаю, в основном из-за неловкости, нежели по другой причине. А дальше пошло-поехало — соболезнования и… — Милан колебалась, говорить или не стоит.

— И?.. — нетерпеливо подбодрил я ее.

— Инспектор Айяла, даже не знаю, как вам это сказать.

— Легко; просто возьмите и скажите.

— У Аннабель Ли было много поклонников, которые… готовы за нее убить. В прямом смысле слова. По крайней мере, так они утверждают. Они не готовы смириться с тем, что их муза умерла, а убийца на свободе, и…

— Милан, или вы наконец объясните, что происходит, или я сейчас же отправлюсь в Виторию и выведу вас на чистую воду, — отрезала Эстибалис.

— Они назначили цену за голову Кракена.

11 июля 1992 года, суббота

В субботу они покинули лагерь и отправились в Сан-Хуан де Газтелугаче, часовню посреди Бискайского побережья, расположенную на живописном островке. В эти выходные к ним присоединились бывшие студенты, и в честь этого Сауль захватил с собой несколько бутылок медовухи. Он пытался научить ребят готовить блюда по кельтским рецептам, которые в основном состояли из каши и жареного мяса, но без особого успеха.

Медовуха, напиток, насчитывавший две с половиной тысячи лет, которым упивались кельты, был воспринят с большим энтузиазмом. Литры воды и светлого меда вылили в медный котел, который Сауль достал невесть откуда, добавили корицу, гвоздику, перец, имбирь и высушенные листья бузины в завязанном полотняном мешочке, который затем вытащили, а Ребекка терпеливо помешивала отвар — молчаливая, замкнутая, безучастная ко всему, что касалось окружающих ее людей.

Медовуха ферментируется как минимум три месяца, Сауль это предвидел, а потому вытащил бутылки, оставшиеся от предыдущего года. Таким образом, продукция, заготовленная летом одного года, терпеливо дожидалась стипендиатов следующего. Ребята покрепче, Унаи и Асьер, перетащили бутылки в машину.

Асьер меж тем радикально изменил свое отношение к Саулю. Теперь он от него не отходил, садился рядом возле костра, который они зажигали в прохладные вечера, когда Сауль рассказывал свои истории.

Он его обожал. Не обязательно было вновь заводить тот разговор и рассказывать ему об отце. Они понимали друг друга с одного взгляда. Сауль вселял в Асьера силы и мужество, даже не открывая рта. Они стали неразлучны. К ним примкнул Лучо, более активный альфа в их триаде, чем «тормоза» Хота и Унаи.

Уже стемнело. Они праздновали удачное лагерное лето, сидя перед воротами часовни и слегка опьянев от медовухи. Трижды ударили в колокол, как велела традиция, и уселись к костру, завороженно любуясь обступившим их со всех сторон морем. Все, кроме Сауля, которому предстояло вести микроавтобус обратно в Кантабрию и которого ждали впереди два часа за рулем. Человек он был ответственный, и скорее бы умер, нежели рискнул жизнью ребят, а потому к медовухе не притронулся, хотя и очень ее любил.

Хота встал, шатаясь сильнее, чем следовало, и поискал глазами Аннабель. Он давно ее не видел.

— Надеюсь, она не до такой степени сошла с ума, чтобы отправиться ночью на прогулку. Да еще по этим скалам… — прошептал ему Унаи.

Он тоже немного волновался. Друзья договорились отправиться на поиски. Хота открыл рюкзак с черепами, принадлежавший Аннабель, достал из кармана фонарик и надел на голову. На дне рюкзака нащупал упаковки презервативов. И, смутно предвкушая перспективу, отправился со своим другом в темноту.

Они спускались на двести с чем-то ступенек, пытаясь вести им счет, над чем-то смеялись — поистине, это был самый возвышенный момент их дружбы.

Маленький Хота шагал впереди, освещая прибрежную ночь конусом света, дрожащим от его неуверенных пьяных шагов. Унаи, более осторожный, шел позади, оглядываясь по сторонам в поисках пропавшей девушки.

Она обнаружилась чуть ниже, на ступеньке номер двести пять.

Они трахались без намека на нежность, яростно, порывисто, без поцелуев или ласк. Это было жестокое соитие, почти судорожное.

— Хота, лучше не смотри, — бросил Унаи, опасаясь худшего.

Асьер сидел; сверху пристроилась Аннабель, повернувшись к нему спиной. На этот раз оба полностью разделись — теплая ночь и знойная морская дымка требовали наготы.

У Хоты на голове по-прежнему светил фонарик. Унаи, который все это однажды уже пережил — второй раз никогда не бывает таким же болезненным, как первый, — отреагировал быстро: заслонил фонарик рукой и потянул Хоту за руку — еще не хватало, чтобы друг испытал такое же потрясение.

Опьянение от медовухи и спуск по крутой лестнице были не лучшим сочетанием. О чем думал Сауль?

Хота и алкоголь тоже не были безобидным коктейлем — Унаи уже пришлось вытаскивать его из Окендо в ту пятницу, когда Хоте наконец объявили страшный диагноз отца, и в баре ему показалось, что все нарочно наступают ему на ногу.

Вот почему, оставив яростных любовников на ступеньке, Унаи потащил Хоту обратно вверх по лестнице, проклиная афродизиакальные свойства медовухи.

16 декабря 2016 года, пятница

В Сантандере утро так и не занялось. Белое солнце, укрытое пеленой облаков, тщетно пыталось согреть город. Пожалуй, все это напоминало наше настроение.

Орда готических фриков и любителей комиксов, мечтавших насадить мою голову на кол, не входила в мои планы провести Рождество тихо и по-домашнему. Все по новой: ненавидящие взгляды, оскорбления в интернете, враждебное бормотание при встрече…