«Неужели?» — подумал я, но не смог выразить вслух свое замешательство.

Неужели у Сауля была еще одна дочь? Я знал только Ребекку. Сауль ни словом не упомянул еще одну погибшую, когда мы беседовали с ним у него в кабинете.

Итак, отец потерял двух дочерей, погибших при столь трагичных обстоятельствах…

А я об этом понятия не имел.

Я не знал, сочувствовать ли Саулю или заподозрить, что вокруг него происходит слишком много драм, которые разрушают статистику о несчастьях, переживаемых человеком в среднем в течение жизни.

Так или иначе, меня снова ждало путешествие в страну кантабров.

10 декабря 2016 года, суббота

Рано утром молодая женщина отправилась к горбейскому кресту. Темнота ее не пугала — она отлично знала дорогу. Это ненадолго, она лишь навестит брата. Женщина всегда носила его с собой под одеждой — серебряный эгузкилор согревал ей грудь, — но в ту субботу ей хотелось пообщаться с ним лично. У нее не было другого способа выпустить пар. Альба для этого не годилась. Не для этого разговора. Она с ума сходила от беспокойства с тех пор, как у той впервые случился приступ судорог, и впервые ревновала. А ревность — это такая штука, которую она еще лет сто назад научилась держать под контролем. И гордилась этим. Ей удалось контролировать ее с Паулой, а Альба подходила Кракену больше, чем Паула. Более зрелая, более женственная, более цельная. Она надежнее защитит его от самого себя и его навязчивых идей.

«Почему ты ждешь ребенка именно сейчас, простофиля? Ты еще не поняла, что речь идет о ритуале? Что умирают те, кто не готов стать родителями?» — мысленно упрекала она Альбу.

Как, интересно, циничная Аннабель, эта холодная баба, собиралась воспитывать ребенка? Или Хота… Эсти знала, на что способен алкоголик, когда у него рождаются дети. Чего уж говорить о Ребекке; брат рассказал ей, на что намекал Лучо…

Унаи признал ребенка с ходу. Мол, девочка от него, и нет никаких сомнений… На что он рассчитывает? Обвести вокруг пальца целый город этим вынужденным объяснением?

Эстибалис сказала ей: «Я рада за вас обоих». Сказала в утешение. И она действительно рада. Разумеется! Она хотела семью для Унаи.

Она уже прошла через это, когда они с Паулой, отчаявшись, что полоска так и не окрасилась в синий цвет, записались на прием к гинекологу, занимающемуся бесплодием. И с этим Эстибалис смирилась.

Но только не сейчас, ради бога, не сейчас…

Машину она оставила на парковке в Муруа и через некоторое время, измученная и разгневанная, уже стояла у подножия Креста Горбеа. Там она видела своего брата в последний раз, касалась его пепла, наблюдала, как он летит по воздуху, исчезает, сливается с вершинами гор…

— Я знаю, что Унаи тебе не нравился, и теперь ты скажешь, что он держит меня за мазохистку и идиотку, но ты же сам знаешь, насколько несознательны люди…

Эстибалис выслушала едкий ответ Энеко.

— Слушай, я пришла сюда не для того, чтобы ты меня отчитывал.

Дух ее мертвого брата сегодня был не в духе.

— Если ты продолжишь психовать, останешься здесь один на ледяном ветру.

Энеко сменил тему, но веселее их разговор от этого не стал.

— Папе плохо, как всегда. Хуже некуда. Более взвинченный, более агрессивный, больше таблеток. Не спрашивай меня, ты и сам знаешь.

Эстибалис достала бутерброд с вырезкой, приготовленный накануне вечером, села, прислонившись спиной к подножию креста, и откусила кусок.

— Энеко, я хочу помогать другим детям вроде нас с тобой. Чтобы с ними не случилось… ну, ты меня понимаешь. Чтобы с ними не случилось того, что случилось с нами. Альба хочет заняться этим вплотную. Думаю, каждый рождается для чего-то особенного, чего-то, что задевает его за живое, и он просто обязан этим заниматься. Ты вытащил меня из ада благодаря своим снадобьям. Я тоже так хочу — быть человеком, способным вытащить кого-то из ада, но по-другому: давая силы. Не знаю, понимаешь ли ты меня. Для тебя это наверняка чушь… Эй, не смотри на меня с таким скепсисом, я больше ничего тебе не скажу.

Но все было без толку. Был ли тому виной неудачно выбранный день, или ветер, или отрицательные ионы, но, как ни билась Эстибалис, ей не удавалось, как прежде, пообщаться со своим братом.

Разочарованная, она поцеловала Крест Горбеа и отправилась вниз.

В двадцати пяти километрах к югу, на Алавесской равнине, Витория еще не проснулась.

15 декабря 2016 года, четверг

В «Твиттере» слухи поползли тем же утром. Кто-то распустил язык и принялся болтать о повешенных и туннеле Сан-Адриан. Кто-то другой связал этот случай с происшедшим у пруда Барбакана.

К тому времени, когда мы отследили первый твит и подумали о том, не обвинить его владельца в разглашении тайны следствия, тысячи пользователей судачили об одном и том же, и мы не могли требовать закрытия всех аккаунтов. Это была непосильная задача.

Полномасштабный эффект бабочки. Кто был первый? Нерея, Лучо, друг или родственник горцев из Араи, пенсионерка из Лагуардии, которая жила напротив Барбаканы и шпионила за нами из-за занавески?

Может, Нерея разболтала сестре? «Никому не говори» поползло по цепочке. Сестра все рассказала мужу. Тот, чтобы заработать очки в трудовом коллективе, поведал об этом нескольким доверенным коллегам в холле перед кофемашиной «Мерседес». «Никому не говори» повторялось, отменялось и клонировалось бесчисленное количество раз по спальням, барам и тротуарам Витории, пока кто-то особо несдержанный не запустил его по социальным сетям.

Возможно, это был Лучо, который от беспомощности открыл аккаунт в сети «Синей птички» как юзер, внешне не имеющий к нему отношения. Возможно, он всего лишь страстно желал высказаться, встретив решительный отказ директора «Диарио Алавес» публиковать какие-либо сведения. По ночам мне не давал покоя вопрос: был ли заинтересован Лучо в распространении этой новости? Какова его степень вовлеченности? До какой степени он в курсе? Сколько он рассказал мне о смерти Аннабель и Хоты?

Когда были прочитаны и проанализированы все хештеги, нам стало ясно, что никто из пользователей не знал, что жертвы были подвешены за ноги. Говорилось только о двух повешенных. Однако просочилась информация о том, что одна из жертв была беременна.

Другим фактом, который разошелся по интернету, были места преступлений — Сан-Адриан и Барбакана, — поэтому коллективный разум, демонстрируя свою изобретательность, окрестил преступления «Игрой в повешенного».

Для простой души, не любящей усложнять себе жизнь, существовала логическая последовательность двух убийств.

А. Убийство в туннеле Сан-Адриан.

Б. Убийство в Барбакане.