– На Ближние Мельницы.

– Туда нельзя, – шепотом сказал Гаврик, осторожнооглядываясь. – Терентий сказал, чтоб на Ближние, ради бога, не приходили.

Старик тоже оглянулся по сторонам, но как-то слишкоммедленно, безразлично, машинально.

– Пойдемте, дедушка, пока до дому, а там посмотрим.

Дедушка покорно затоптался, поворачиваясь в другую сторону,и, не говоря ни слова, зашаркал назад, с усилием переставляя ноги.

Гаврик подставил старику плечо, за которое тот крепковзялся. Они потихонечку пошли через возбужденный город к морю, как слепой споводырем: мальчик впереди, дедушка несколько сзади.

Очень часто старик останавливался и отдыхал. Они шли отучастка до берега часа два. Этот путь Гаврик один пробегал обычно в пятнадцатьминут.

Помятый и заржавленный замок валялся в коричневом бурьяневозле хибарки. Дверь косо висела на одной верхней петле, скрипя и покачиваясьот ветра. Осенние ливни смыли с почерневших досок последние следы бабушкиногомела. Вся крыша была сплошь утыкана репейником – видать, здесь хозяйничалиптицеловы, устроившие в пустой хибарке засаду.

В каморке все было перевернуто вверх дном. Лоскутноеодеяльце и подушка – сырые, вымазанные глиной, – валялись в углу. Однакосундучок, нетронутый, стоял на своем месте. Старик не торопясь вошел в свой доми присел на край койки. Он поставил на колени кошелку и безучастно смотрел вугол, не обращая ни малейшего внимания на разгром. Казалось, он зашел сюдаотдохнуть: вот посидит минуты две, переведет дух и пойдет себе помаленькудальше.

В разбитое окно дул сильный, холодный ветер, насыщенныйводяной пылью прибоя. Шторм кипел вдоль пустынного берега. Белые клочья чаек ипены летали по ветру над звучными скалами. Удары волн отдавались в пещерахберега.

– Что же вы сидите, дедушка? Вы ляжьте.

Дедушка послушно лег. Гаврик дал ему подушку и прикрылодеялом. Старик поджал ноги. Его знобило.

– Ничего, дедушка. Слушайте здесь. Как смеркнет, мы отсюдовапойдем в одно место. А пока лежите.

Дедушка молчал, всем своим видом выражая полное равнодушие ипокорность. Вдруг он повернул к Гаврику отекшие, как бы вывернутые наизнанкуглаза, долго жевал проваленным ртом и наконец выговорил:

– Шаланду не унесет?

Гаврик поспешил успокоить его, сказав, что шаланда вбезопасном месте, у соседей. Старик одобрительно кивнул головой и смолк.

Через час он, кряхтя, перевернулся на другой бок и осторожнозастонал.

– Дедушка, у вас болит?

– Отбили… – промолвил он и виновато улыбнулся, обнаруживрозовые беззубые десны. – Чисто все печенки отбили…

Гаврик отвернулся.

До самого вечера старик не произнес больше ни слова. Кактолько стемнело, мальчик сказал:

– Пойдемте, дедушка.

Старик поднялся, взял свою кошелку, и они пошли мимозаколоченных дач, мимо закрытого тира и ресторана в город, на Малую Арнаутскую,пятнадцать.

Расспросив дворника, Гаврик без труда отыскал в темномполуподвале квартиру Иосифа Карловича и постучал в дверь, обитую рванымвойлоком.

– Кто там? – послышался голос, показавшийся знакомым.

– Здесь квартира Иосифа Карловича?

– А что надо?

– Откройте, дядя. Я к вам от Софьи Петровны.

Дверь тотчас открылась, и, к своему величайшему изумлению,мальчик увидел на пороге, с керосиновой лампочкой в руке, хозяина тира. Онпосмотрел невозмутимо, но несколько высокомерно на мальчика и, не двигаясь сместа, сказал:

– Я Иосиф Карлович. Ну, а что же дальше?

– Здравствуйте, Иосиф Карлович, – произнес мальчиктщательно, как хорошо выученный урок. – Прислала до вас Софья Петровна узнать,чи вы получили письмо с Николаева.

Удивленно осмотрев мальчика с ног до головы, на что ушло поменьшей мере минуты две, хотя мальчик был весьма небольшой, хозяин тирапроизнес еще более высокомерно:

– Уж два месяца нету писем.

Он помолчал и, сокрушенно покачав головой, прибавил:

– Какая, знаете ли, неаккуратная дамочка! Ай-яй-яй!

И вдруг сделал любезнейшее лицо польского магната,принимающего у себя в имении папского нунция. Это ни в какой мере несоответствовало его босым ногам и отсутствию рубахи под пиджаком.

– Прошу покорно, молодой человек. Вы, кажется, иногдапосещали мое заведение? Какой приятный случай! А этот старик, если не ошибаюсь,ваш дедушка? Заходите же в комнату.

Дедушка и внучек очутились в конуре, поразившей даже ихсвоей нищетой.

О, совсем, совсем не так представлял себе Гаврик жизнь этогомогущественного, богатейшего человека, хозяина тира и – шутка ли! – обладателячетырех монтекристо.

Мальчик с удивлением оглядывал пустые, зеленоватые отсырости стены. Он ожидал увидеть на них развешанные ружья и пистолеты. Новместо этого увидел один-единственный гвоздь, на котором висели неслыханнозапущенные подтяжки, более, впрочем, похожие на вожжи.

– Дядя, а где ж ваши ружья? – почти с ужасом воскликнулГаврик.

Иосиф Карлович сделал вид, что не расслышал этого вопроса.

Он широким жестом предложил сесть на стул и, отойдя в угол,глухо сказал:

– Вы имеете мне что-нибудь сообщить?

Гаврик от имени брата попросил временно приютить дедушку.

– Передайте вашему брату, что все будет исполнено, пускай несомневается, – быстро сказал Иосиф Карлович. – У меня есть в городе кое-какиесвязи. Я думаю, что мне удастся в конце концов устроить его ночным сторожем.

Гаврик оставил дедушку у Иосифа Карловича, обещал заходить ивышел. У дверей его нагнал хозяин.

– Передайте Терентию, – сказал он шепотом, – что СофьяПетровна просила передать: у нее имеется порядочный запас орехов, только, ксожалению, не очень крупных. Не грецких. Он поймет. Не грецких. Пусть наладиттранспорт. Вы меня поняли?

– Понял, – сказал Гаврик, уже привыкший к подобнымпоручениям. – Не грецких, и пущай сам за ними присылает.

– Верно.

Иосиф Карлович полез в подкладку своего ужасного пиджака,порылся и подал Гаврику гривенник: