Летом 1936 года начались первые неприятности у Левита (4). Он тогда публично высказался в институте, что готов направить в партийные органы и в НКВД письма в защиту своего друга Н. А. Карева, как он считал несправедливо арестованного и оклеветанного недругами. Мы уже знаем, что главным недругом Карева был сам Сталин, и демарш Левита мог быть рассматриваем Сталиным как личный против него выпад. Отнюдь не случайно, хотя и совершенно удивительно для ученых, заведующий отделом науки Московского городского комитета ВКП(б) Эрнст Кольман объявил о проведении 13 ноября 1936 года в Доме Ученых общемосковского собрания научных сотрудников для разоблачения, как было сказано, "жульничества фашистских и фашиствующих ученых" и "расистских фальсификаций в биологии". Кольман обвинил в этих грехах В. Г. Штефко (зав. отделом Центрального института туберкулеза), но главным объектом критики был избран Соломон Григорьевич Левит и руководимый им институт. Кольман назвал Левита агентом нацистской доктрины. Сделать такой выпад по собственному желанию никто уже в стране не мог. Всё контролировал Сталин и только с его согласия могли разворачиваться широкомасштабные политические акции.

После Кольмана к трибуне вышел не имевший никакого отношения ни к евгенике, ни к генетике Трофим Лысенко, приглашенный кем-то (Сталиным? Кольманом?) на собрание московских ученых (напомню, Лысенко еще оставался директором Одесского института). В унисон с заведующим отделом науки Московского Горкома партии он патетически провозгласил правоту ламаркизма, назвал работы медико-генетического института фашистскими и высказался против генетики.

Принятой в то время в стране нормой поведения было смиренно соглашаться с критикой, исходящей от партийных руководителей, а Кольман был в Москве именно таким руководителем высшего звена. Однако Левит не стушевался и нашел силы выступить и опровергнуть обвинения высокого партийного руководителя. Более того он пошел в наступление и аргументировано показал некомпетентность заведующего отделом науки горкома партии в разбираемых вопросах и необоснованность его критических выпадов.

Веские возражения Левита, казалось бы, нечем было парировать, но известная в Москве деятельница ВАРНИТСО Дина З. Комиссарук, внедренная сверху в Институт экспериментальной биологии, активно мутившая воду в стенах этого кольцовского института, повторила тезис, что "Левит по своим взглядам меньшевиствующий идеалист и фактически не разоружился".

Заявления, что Левит сторонник фашизма, были абсолютно беспочвенными и, более того, многие помнили, что Левит еще в 1932 году подверг критике нацистскую биологию в известном сборнике, выпущенном в Москве большим тиражом (5). Его статью широко цитировали в советской прессе, рассматривая как одну из важных в борьбе против нацистских извращений в евгенике. Поэтому обвинения Левита в смыкании с нацистами выглядели несправедливо и даже нелепо.

А далее события пошли по нарастающей, ясно указывая, что приказ расправиться с медицинской генетикой пришел из Кремля, лично от Сталина. Кольман, делая вид, что он не услышал возражений Левита, опубликовал свое выступление в исходном виде в качестве статьи в идеологическом журнале ЦК ВКП(б) "Под знаменем марксизма", редактируемом теперь Митиным (6). Автор обозвал генетиков зловещими прозвищами. Одно название статьи "Черносотенный бред фашизма и наша медикобиологическая наука" ясно говорило о направлении мыслей Кольмана и его подстрекателя.

В том же номере журнала "Под знаменем марксизма" была напечатана критическая рецензия на III-й и IV-й тома "Трудов МГИ" (7). Автор статьи, Лев Наумович Карлик, также как и Митин, и Юдин — выпускник Института красной профессуры естествознания и философии (закончил его в 1932 году), был зачислен Левитом в Медико-биологический институт заведующим патофизиологической лабораторией, но проработал там лишь полтора года и ушел из института. Карлик поставил перед собой задачу создать у читателей впечатление, что дела в медицинской генетике схожи с тем, что "вытворяли" враги социализма — педологи. Поскольку педологию поддерживал злейший недруг Сталина Троцкий, её запретили летом 1936 года. Разгром этой науки в СССР был предписан постановлением ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г. "О педологических извращениях в системе Наркомпросов". В постановлении безосновательно утверждалось, что "теория и практика так называемой педологии базируется на ложнонаучных, антимарксистских положениях". К извращениям был отнесен, как писала "Правда", "главный "закон" современной педологии — "закон" фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и социальными факторами, влиянием наследственности и какой-то неизменной среды". Никакого фатализма в утверждениях педологов никогда не существовало, а то, что сталинисты объявляли "фаталистичностью", содержало правильные представления о роли наследственности и среды в воспитании. Тем не менее многих видных педологов сразу заключили под стражу.

Сравнение Карликом трудов ИМГ с работами педологов было поверхностным и неверным. На самом деле Труды Медико-Биологического института (третий том вышел под редакцией Левита и в нем были представлены результаты, полученные в 1933–1934 году, том четвертый вышел под редакцией С. Г. Левита и С. Н. Ардашникова и содержал итоги исследований 1935–1936 годов) были научными изданиями высшего уровня. Специалисты этого института несомненно опередили мировую науку, и их статьи не потеряли актуальности и сегодня, спустя более трех четвертей века. Стоит просто перечислить болезни, для которых ученые изучали наследственную природу, чтобы даже не-специалисты поняли, как высок был их уровень. В третьем томе были напечатаны результаты исследований наследственных признаков у близнецов, роли наследственной компоненты в развитии лейкемии, влияния генетических факторов и среды в формировании особенностей электрокардиограмм. Те же проблемы (генетика и среда) были изучены в приложении к развитию диабета, язвенной болезни желудка и 12-перстной кишки. Затем шли статьи о роли генетической компоненты в возникновении гипертонии и пароксизмальной тахикардии, были описаны цитологические методы исследования хромосом при использовании культур клеток крови (эти методы стали использовать достаточно широко только в конце 1950-х годов) (8).

Не менее впечатляет четвертый том. В нем была напечатана серия статей о клинико-генетическом изучении бронхиальной астмы и других аллергических болезней, злокачественного малокровия, пароксизмальной тахикардии, генетической дифференциации язвенных болезней и секреторных функций желудка, генетики рака груди, диабета, исследовании роли наследственности и среды в изменчивости размеров сердца, кожных капилляров, роста и веса тела. Обобщались результаты изучения роли генов в определении папиллярных узоров пальцев и в определении характера кардиограмм. Как уже было упомянуто, Г. Мёллер представил статью "Об изменчивости в популяциях расовых гибридов". Кроме того в сборнике было помещено пять статей о математических и статистических методах исследования генетики человека (как уже было сказано, двух главных авторов — Н. С. Четверикова и М. В. Игнатьева вскоре арестовали и поместили в сталинские лагеря, Четверикова почти на 20 лет).

Даже неспециалистам было ясно, как высоки были результаты, полученные сотрудниками института, а известный биолог И. И. Канаев дал высокую оценку научной ценности третьего тома в журнале "Природа" и в трудах всесоюзных конференций, проходивших в Ленинграде (9). Буквально восторженные обзоры работ, помещеных в обоих сборниках, были опубликованы росссийскими и иностранными экспертами в области генетики (10). Среди бумаг С. Г. Левита, переданных мне его дочерью в 1986 году, я нашел отрывки из некоторых из этих публикаций (проф. Мёллера, 1934, проф. Дуггэна и проф. Росса МакФэрлэнда из США, 1935). По любым масштабам С. Г. Левит и его коллеги были признаны настоящими пионерами научного поиска.