по духу и по культуре государствами, а горделиво воротят нос, мол, мы сами и без вас справимся. Справимся — в этом-то как раз никто и не сомневается, — усмехнулся Дульцов.

— А во-вторых?

— Второй фактор — это простота языка. Больше миллиарда людей, или каждый седьмой на планете, разговаривает на китайском, но китайский язык никогда не станет мировым по одной простой причине — он очень сложный. Сложный язык не может стать мировым. Поэтому было бы разумно в первую очередь упростить русский, в частности уменьшить количество букв (не бездумно, конечно, а убрав те, без которых вполне можно обойтись), а потом уже приступать к его популяризации. Здесь у нас более чем хорошие шансы. Но чтобы продолжать существовать, надо постоянно совершенствоваться, — сказав это, Дульцов замолчал было на секунду, но тут же обратился к проходящей мимо их столика официантке: — Девушка, можно счет?

— Сейчас будет, — ответила официантка уходя.

Через минуту она вернулась, и друзья, расплатившись, вышли на улицу. У них почти не осталось наличных денег, но это не должно было стать проблемой: они не должны были им больше понадобиться до самой границы, да кроме того у Романа была еще некоторая сумма на карточке, которую всегда можно было снять, найдя где-нибудь банкомат.

Сев в машину, друзья отправились дальше. Небо было ясное, а дорога пустая, и Роман смело прибавил газу. Однако проехал он так совсем недолго: уже через несколько минут ему пришлось сбросить скорость и почти остановиться, потому что путь машине преградил трактор. Трактор еле двигался, но обогнать его Роману мешали правила: для этого ему пришлось бы пересечь сплошную линию разметки, которая запрещала здесь обгон и, несмотря на то, что дорога прекрасно просматривалась вперед как минимум километра на два, а встречная полоса была совершенно пустой, Роман не собирался нарушать их. Это был один из его принципов — не выезжать на встречную полосу на трассе, если это запрещает разметка. Но плестись за трактором ему тоже было тягостно, и Роман в нетерпении сократил дистанцию, так что почти прижался к нему сзади. Видимо, в этот момент водитель трактора заметил, что создает помехи их движению и решил пропустить Романа. Он мигнул левым сигналом поворота, давая понять, что встречная полоса свободна, и взял правее, съехав одним колесом на обочину и освободив этим маневром почти всю дорогу. Роман, резко ускорился и в несколько секунд обогнал трактор, но только он вернулся на свою полосу, как из-за кустов метрах в четырехстах от них на дороге появилась какая-то фигура.

— Вот черт! — выругался Роман

— Менты! — сказал Дульцов и, тут же пристегнувшись, принялся спешно поднимать спинку своего сидения, чтобы успеть придать себе вертикальное положение.

Человек на дороге действительно оказался полицейским, и когда друзья приблизились, он жестом потребовал от них остановить машину.

III

— Ст…ший …па…пщик П…т…ев, — промямлил какую-то глухую несуразицу полицейский, только друзья вышли из машины, и тут же продолжил, совсем ясно и отчетливо, обращаясь к Роману — Ваше удостоверение.

Это был низкорослый, худощавый мужчина, с неприятным широким пухлым и рябым лицом. Его плотные губы, сложенные ровной горизонтальной линией, располагались значительно ниже того места, где должны были по идее находиться, отчего подбородок казался очень маленьким и узким; нос почти не имел переносицы и на конце курносо приподнимался вверх, а большие выпученные карие глаза были неестественно и даже пугающе сильно расставлены относительно друг друга. Лицо полицейского выражало некоторую усталость и полное безразличие.

— Я не расслышал вашей фамилии, — сходу уточнил у полицейского Дульцов.

— Старший прапорщик Плетнев, — выговаривая слова, с крайне недовольным видом повторил полицейский, взяв из рук Романа протянутые документы. — Вы нарушили правила — выехали на встречную полосу. Пройдемте в машину, — пригласил он Романа и, не возвращая ему документы, направился к полицейскому автомобилю, который стоял на обочине, тут же за кустами, и, несмотря на яркий бело-синий цвет кузова, был спрятан в них так искусно, что уже со ста метров не было никакой возможности разглядеть его в листве.

— А что, вам маскировочные сетки на машины еще не выдают? — громко, чтобы его наверняка услышали, с язвительной усмешкой произнес Дульцов вслед Плетневу.

Он остался стоять возле своей машины; Роман же пошел за полицейским в патрульный автомобиль, раздраженный несдержанностью и излишней болтливостью друга, который столь не вовремя решил высказать свое ироничное замечание. Плетнев жестом показал Роману, чтобы тот садился сзади с правой стороны, а сам, передав в открытое окно сидящему в машине напарнику изъятые документы, пошел назад к дороге.

Сев в машину, Роман оказался прямо за сидящим на переднем пассажирском месте полицейским. Половину заднего сидения занимал какой-то большой ящик из черного пластика, который не позволял ему подвинуться левее, отчего разобрать лицо стража порядка он не мог. По погонам, правда, Роман понял, что сидящий впереди полицейский был старшим лейтенантом, но это почти ничего ему не дало. Отсутствие возможности видеть эмоции собеседника, да и просто знать, как он выглядит, многократно усилило тот дискомфорт и смятение, которые царил сейчас в голове у Романа. Несмотря на то, что он не имел своего автомобиля, его много раз останавливали, когда он управлял машиной отца или брата, и всегда Роман быстро давал полицейским взятку и ехал дальше. Но сейчас так просто разрешить ситуацию не представлялось возможным. Он сидел, потирая друг о дружку вспотевшие от волнения ладони и отчаянно пытаясь придумать какой-нибудь выход, но сознание его совершенно зациклилось. Вместо того чтобы начать соображать, что требуется сейчас предпринять, Роман снова и снова возвращался к мыслям о том, чего не надо было делать, чтобы оказаться в такой ситуации. «Это лишение прав — сто процентов. И что же делать? — думал он в этот момент. — Вот дурак! Зачем же я обгонял этот трактор?! Ехал бы спокойно за ним… Да хотя бы пятьсот рублей с собой было — это бы все упростило. Но если он меня сейчас оформит, то суда точно не избежать. Что же теперь делать?».

— Роман Леонидович, это ваша машина? — спросил лейтенант, твердым и безразличным голосом. Вытянув руку из-за сидения, он указал на небольшой экран, находившийся на том самом пластиковом ящике, который стоял слева от Романа.

Садясь в машину, Роман в волнении не заметил этот экран, но сейчас увидел и его, и то, что на нем действительно предательски четко был зафиксирован момент, когда он, обгоняя трактор, частично заехал на встречную полосу. Кадр был на редкость удачным и подробным — там было видно все,