думаю, тебе будет приятно сознавать на том свете, что человек, отправивший тебя на казнь, завладеет всем, что у тебя было, и будет посмеиваться над тобой.

– Ну уж дудки! Я не позволю ему надо мной смеяться. Смеяться буду я! Принеси мне бумагу, чернила и перо, и я – клянусь всевышним! – оставлю безмозглого дурака Шарифбека с носом.

– В таком случае мне, возможно, удастся уговорить кази заменить смертную казнь на ссылку.

– Я сделаю так, как ты просишь, клянусь! – загорелся Зариф. – Только не тяни, прошу тебя, ходжа. Шарифбек очень скор на расправу.

– Договорились! Перо и бумага у тебя будут, не успеешь моргнуть и глазом.

Насреддин с трудом удержал счастливую улыбку, готовую сорваться с его губ, и заторопился за писчими принадлежностями и свидетелями. Главное, чтобы ни о чем не пронюхал проныра Шарифбек. Хотя после пережитого вряд ли ему захочется не только вести задушевные беседы с Зарифом, но и вообще видеть его.

Бумагу, перо и чернила Насреддину удалось купить у писца, что жил совсем рядом с кази. Свидетелями стали Икрам и Саид, с нетерпением и тревогой ожидавшие ходжу за домом кази. Еще некоторое время пришлось потратить на охранника, который ни в какую не хотел пропускать посторонних к пленнику, но вопрос решился с помощью пары серебряных монет – всего, что осталось от денег Юсуфа. Все для письма Зарифу спустили в широкой корзине, обвязанной крепкой веревкой – в ней обычно пленникам подавали скудную пищу и воду. Затем пришлось долго ждать, пока Зариф составит бумагу, согласно которой бывший богач передавал все, чем он владел, Насреддину с обязательным последующим дележом имущества между бедняками селения поровну. В бумаге Зариф должен был перечислить абсолютно все, и потому ходжа не торопил его. Икрам помалкивал, хотя ему до сих пор не верилось, что Зариф – этот крохобор может так просто расстаться со всем своим имуществом.

Наконец бумага была готова. Корзину с ней вновь подняли наверх, ходжа внимательно перечел ее и попросил Саида и Икрама приложить к ней свои пальцы. Дело было сделано!

– Ты честно выполнил свое обещание, Зариф, – сказал ходжа, убирая слишком ценную бумагу под халат за пояс. – Я постараюсь сдержать свое и уговорить кази заменить казнь на работы в каменоломни.

– Какие каменоломни? – охнул Зариф, и эхо от его вздоха гулкой волной прокатилось по колодцу зиндана. – Ты говорил о ссылке!

– Разве каменоломня не ссылка? Но это неважно. Там ты ощутишь всю прелесть рабского труда, на который ты обрекал дехкан.

– О ходжа! – упал на колени Зариф.

– Не причитай. В конце концов, что посеешь, то и пожнешь.

– О чем ты? – продолжал стенать теперь уже бывший богач.

– Ты всю свою жизнь сеял страдания и слезы, теперь ты пожинаешь их плоды. Прощай, Зариф! – И Насреддин, больше не слушая причитаний бая, направился прочь от решетки. За ним, то и дело оглядываясь, заспешили его друзья.

Глава 19. Мулла я или нет?

Ранним утром Саид опять исчез, а вскоре вернулся хмурее тучи. Ни ходжа, ни Икрам ни о чем его не спрашивали, а тот долго мерил шагами двор, потом приблизился к топчану, на котором стоял Насреддин. Ходжа был занят тем, что собирал виноград. Саид постоял некоторое время, глядя на работу ходжи, будто раздумывая, как начать разговор, а потом вдруг спросил:

– Скажите, ходжа, вот вы говорили, что человек должен быть честным.

– Все именно так. – Ходжа опустил руки и обернулся к Саиду. – Но что тебя беспокоит?

Саид, еще немного поколебавшись, продолжил:

– Вчера вы, простите, ложью упекли в яму Зарифа, отправили долбить камень и лишили его всего, что у него было.

– А разве Зариф уже отбыл на новое место жительства?

– Вы все шутите, но я говорю серьезно. Да, сегодня Зарифа увезли.

– И что же ты от меня хочешь, о пытливый юноша? Чтобы я вернул этого кровососа людям?

– Разумеется, нет!

– Тогда что же?

– Я хочу знать, почему вы солгали?

– Ох, Саид. – Насреддин опустился на топчан и сложил руки на коленях. – Ложь противна и мне, но иногда приходиться биться с такими, как Зариф, их же оружием. Разве можно было победить его с помощью правды? Да и что есть правда? У каждого она своя: у богатых одна; у бедных другая. Закон на стороне бая, тем более, когда он в руках продажного судьи. Так что выходит, есть законы человеческие – справедливые, а есть от Шарифбека.

Скажи, неужели Зариф достиг своего положения и богатства честным трудом? Или для него имеет цену чужая жизнь? Или он сочувствует боли и страданию? Нет! Он их умножает из собственной выгоды. И разве он достоин после этого человечного отношения к себе и праведного суда?

– Вы правы. Он достоин суда по законам от нашего кази.

– Ты правильно все понял, мой друг, – кивнул Насреддин.

– Но почему мир так несправедлив?

– Прости, но я пока не смог отыскать ответа на этот вопрос. Однако, мне кажется, тебя мучит нечто другое, чем участь Зарифа.

– Да, вы правы, ходжа, – с заминкой ответил Саид.

– Говори, я слушаю, – подбодрил его Насреддин.

– Понимаете, Гульнора…

– Та девушка, что была с бродячими канатоходцами?

– Да, именно она. Я старался быть похожим на вас и держаться правды, – повесил плечи Саид и замолчал.

Ходжа не торопил его.

– Она мне нравится, – наконец сказал он.

– Я заметил, – улыбнулся ходжа. – А ты ей?

– Думаю, это взаимно.

– Прекрасно! Так за чем же дело?

– Проблема в ее родителях. Они не желают, чтобы она стала женой… – Саид запнулся, повесив голову.

– Вора, – закончил за него ходжа и вздохнул. – Но ты ведь уже не вор, ведь так?

– Нет, я покончил с воровством, раз и навсегда! – горячо воскликнул Саид.

– Но тогда я совсем ничего не понимаю.

– Они спросили меня, кто я и чем занимаюсь. Я старался быть честным.

– Очень хорошо, – кивнул ходжа.

– И я все им рассказал. А они сказали, чтобы я больше не подходил к их дочери.

– М-мда! – огладил бороду ходжа. – Но ведь ты им объяснил, что покончил с нечестивым ремеслом и стал достойным каменщиком?

– Конечно! Но, похоже, мое прошлое, словно грязное несмываемое пятно на рубахе, будет вечно бросать на меня тень.

– Да, пятно посадить проще простого, но избавиться от него после очень и очень тяжело.

– К тому же у меня нет ни дома, ни заработка.

– Это так. Но, я думаю, все образуется.

– Как?

– Ты не веришь мне?

– Я сомневаюсь.

– И начну я с того, что сам схожу к ее родителям и