Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей поднес трубку к уху и вышел из кухни.
Я оперлась на стол, прижав ладонь к пояснице — слишком уж ломило. Стресс. Он прав: лучше воспринимать поездку, как приключение или долгий отпуск, чем как поспешное бегство за границу. А потом, может быть, когда-нибудь…
— Не понял, — раздался из коридора голос Андрея. — Какого хрена ты звонишь с самого утра?
Андрей
— Демьян хочет встретиться.
Андрей набросил куртку и вышел на балкон.
Снегопад.
Торопливо закурил, выпуская дым и пар. Снежинки шипели на угольке, попадали в глаза и рот. Хреновая погода.
— На хрена? Я же говорил, что отдохну.
— Ему виднее, Андрюха.
— Власов сдох, я не нужен.
Он говорил устало и Шелехов вздохнул.
— Это не мое дело, это твой с ним уговор. Бизнес Власова без хозяина не останется, наследство поделят и снова начнут возить товар. Разбирайся с Демьяном сам. Встреча сегодня вечером, в его ресторане, тебя подобрать?
— Давай у ресторана пересечемся.
Андрей отключил телефон. Обернулся. Лена стояла за стеклом и смотрела на него — волнуется. Живот прижат к стеклу, глаза огромные.
Он успокаивающе улыбнулся.
— Все хорошо, Лен, — он показал сигарету, мол, курю.
Она ушла.
Документы придется забрать раньше. Докурит — смотается. Шестое чувство встало в полный рост, как взбесившийся медведь. С чего Шелехов позвонил? Почему сейчас назначил встречу? Он следил за новостями: в смерти Власова его не подозревали. Искали охранника, не нашли, карьер не проверили и обнаружить «подозреваемого» в утопленном джипе не могли. Оружие он использовал левое. Даже боеприпасы не Шелеховские… Покер-фейс держать умеет. Подозревают или нет — не поймешь, пока не встретишься.
Андрей вновь обернулся, глядя, как медленно из-за большого живота Лена идет — плывет, иначе не скажешь, по залу, прибирается, расставляет вещи.
Да пошел он, Шелехов.
С Демьяном вместе.
Хрен он куда пойдет, пусть сидят, ждут, уроды.
Сначала она, потом остальное.
Он докурил до фильтра и бросил окурок вниз. Заглушив тревогу, Андрей вернулся в комнату и улыбнулся, поймав Лену за располневшую талию.
— Смотаюсь за твоими документами. Не бегай, полежи. Вернусь вечером.
Она уткнулась ему в холодную после перекура грудь, обняла и кивнула. Никогда не спорит. Поцеловала, прежде чем отпустить.
Сама привыкла, его привязала.
Не так, чтобы сильно. Но чего-то будет не хватать, когда уедет. Привык заботиться о ней, спать рядом.
— Поешь, — предложила она.
После завтрака он собрался, постоянно ловя на себе ее взгляд. Натянул теплый свитер — холодно. Не исключено, придется посидеть в засаде. Собрал оружие спиной к Лене, чтобы не видела… Она и не такого насмотрелась, но увидит, как он магазины забивает, разволнуется. Ее нужно беречь. Одну пушку за пояс, вторая в авто. Взял три магазина.
— Если что, звони, — поцеловал Лену в щеку, и спустился вниз.
Пока грел машину, очистил лобовое от снега.
О том, что заберет документы сегодня, не предупредил — никогда не предупреждал, если собирался к знакомым. Так безопасней. И сразу соваться туда не стоит.
Машину он бросил далеко, присматривался к району. Через час выдвинулся к дому. План простой: забрать Ленины доки, связаться с Кацем, дождаться родов.
Главное, не спалиться.
Ни на одном этапе.
Холодно. Он поднял воротник пальто, вышел на набережную, чтобы срезать путь. На ходу Андрей сунул сигарету в рот и порыскал в карманах пальто, пытаясь отыскать зажигалку. Думал, провалилась за подкладку, но вместо нее нащупал старые кольца. Они смешались в кармане — мужское и женское.
Остановился как вкопанный и встряхнул на ладони.
Как они здесь оказались? Кольца, мелочи из прошлого преследуют его, не вовремя возвращаясь и причиняя боль… Зажигалку он обнаружил в кармане джинсов. Прикурил и облокотился на парапет, рассматривая кольца. Блестящее, отполированное об подкладку золото.
Давно пора выбросить. Рука не поднималась.
Это ведь о ней, о Дине…
Глотал дым с холодным воздухом, от которого зубы болели. Годы и годы в мыслях о ней. Давно нужно было точку поставить. Еще когда от Каца забеременела. У самого скоро ребенок родится. А все никак.
Не случившаяся любовь — самая крепкая.
Боль лучше запоминаешь.
Он уставился на темную воду, по поверхности скользили льдинки. Скоро мороз закует реку в лед. Пытался вспомнить, хмурясь, сколько знаком с Диной, где ошибся… Что неправильно сделал, почему она так привязалась к Кацу, хотя все шансы были. Поначалу даже думал: ласточку легко будет увести от этого мудака.
Потом она залетела.
Привыкла к нему. Выбрала. По нему выла белугой, его любила.
Почему не смог? Как, где ошибся?!
Эти вопросы разрушали его в одиночной камере, после побега, дома на кухне. Всегда. Только смысла в них нет. Отжило свое. Отпускаю.
Дина не выбрала его, и никогда не выберет. Чужая женщина, чужая жена.
Кольца он бросил в воду.
Они утонули вместе, пошли ко дну, как их не сбывшаяся любовь с Диной.
Хотя бы глаза не будут мозолить. Отвлекать, колоть заостренной иглой в неподходящий момент — ну как, еще болит или чуть зажило?
Он быстро пошел вдоль парапета, поднялся на пару улиц и свернул в тихий переулок. Минут пятнадцать пас двор, подъезд, только потом поднялся. Семен, неряшливый пятидесятилетний мужик, жил в упакованной квартире, но сам выглядел, как дерьмо. Разжирел, на руках и лице следы псориаза.
— Привет, — Андрей вошел в прихожую, внеся с собой запах ветра, холода и сигарет. В квартире пахло кислятиной. Протянутую руку хозяина он проигнорировал. — Готово?
— Два дня как.
Семен вернулся с пакетом для бумаг.
Открыл, демонстрируя краснокожий новый паспорт и документы на ребенка.
— Свидетельство, — предупредил он. — На ребенка я загранпаспорт не смогу сделать. Тут что еще, Андрей… Через знакомых люди спрашивали, не обращался ли ты за доками.
— Кто? — Андрея встряхнуло.
— Шелехов.
У хозяина бегал взгляд, что Ремисов, что Шелехов пугали его одинаково.
— Что он спросил? Про Лену?
— Вообще.
— Что… — голос сбился, ему пришлось приложить усилия, чтобы говорить четко, — что ты сказал?