– Понимаешь, – сказал я. – Не боль, а предчувствие боли.

– А за что? – спросила Холли тихо. – За что они тебя?

– За что? – повторил я. – Я орал им, плюясь кровью – за что? Сквозь слезы и сопли кричал – за что? А они ухмылялись и снова били. Ухмылялись и били.

Холли с ужасом посмотрела на меня, точно у меня и сейчас по лицу текла кровь. Я улыбнулся, я пожалел, что рассказал эту историю. Она покачала головой, словно отвергая мою улыбку. Над верхней губой у нее выступили капельки пота – как роса. В машине и вправду стало жарко.

– Потом я узнал, что они меня просто с кем-то спутали, – сказал я. – Со временем я понял, что этот проклятый вопрос «За что?» мне придется задавать всю жизнь – спрашивать у друзей и у врагов, у себя, у бога, у дьявола. За что? – это квинтэссенция отчаяния и разочарования в нашем мироустройстве. Жизнь несправедлива и полна глупых случайностей.

Я выключил печку. Стало тихо. Мы катились сквозь лес, мотор еле слышно урчал, снег продолжал сыпать на ветровое стекло. Пушистые большие снежинки кружили в свете фар, и это напоминало кино.

8

Через час я начал беспокоиться. Даже при нашем черепашьем продвижении на этой убогой скорости мы должны были выехать на пересечение с автострадой минут двадцать назад. Придерживая руль, я достал свой телефон, включил.

– Что, – обрадовалась Холли, – есть сигнал?

Сигнала не было. Дорога сделала поворот и пошла в гору. Я добавил газ, колеса, подвывая, начали прокручиваться в снегу. Осторожно поворачивая руль, я стал взбираться зигзагом. «Кадиллак» пьяным матросом петлял от обочины к обочине – мою спутницу такая езда очень развеселила. Мы едва ползли, мотор натужно кряхтел, в какие-то моменты мне казалось, что мы вот-вот застрянем и начнем скользить вниз.

– Что это? – Холли показывала куда-то вбок. – Смотри, что там?

– Где?

Мы уже осилили подъем, я скинул на нейтралку, выдернул ручной тормоз. К обочине не стал съезжать, встал посередине дороги. Слева, в подслеповатом свете уличного фонаря, угадывалась постройка, похожая на амбар. Я вышел из машины, захлопнул дверь.

– Что это за фигня? – Холли вышла за мной. – Сарай?

– Среди леса?

На воротах висел замок, сверху над дверью проступали полустертые буквы.

– «Совиная гора», – прочла Холли. – Что это такое?

– Я думаю, гора, на которой живет много сов, – предположил я. – Или хотя бы одна.

– Кто одна?

– Сова, конечно.

– Очень остроумно, – Холли скривила гримасу, изображающую задорный смех. – Гляди, вот так фиговина!

Это был колокол. Большой, в два обхвата, он висел на цепи, приделанной к железной перекладине. Ее поддерживали два толстых бревна, в целом конструкция напоминала турник. Толстая веревка с узлом на конце свешивалась из черного зева колокола. Я протянул руку и взялся за веревку.

– Стой! – испуганно проговорила Холли. – Не трогай.

– Почему? Сейчас позвоним, узнаем, кто живет-поживает на Совиной горе. Кроме сов, разумеется.

– Не надо, – быстро сказала она. – Поехали отсюда. Пожалуйста.

– Ты что? – Я отпустил веревку, мне отчего-то тоже стало не по себе. – Тут никого нет. Вообще никого.

Последнюю фразу я произнес не очень уверенно.

Мы стояли перед этим странным колоколом в круге желтого света. За ним лежала непроглядная зимняя ночь. Снегопад выдыхался, снежинки стали мельче и сыпали уже не так густо. Я поднял голову, закрыл глаза и зачем-то выставил язык: колючие кристаллики опускались на него и щекотно таяли.

– Холли, – сказал я, когда мы вернулись в машину. – Ты знаешь, кажется… кажется, мы заблудились.

– А карта? – Она развернула мятую бумагу. – У нас же карта!

На нашей карте, похожей на рисунок пятиклассника, помимо подозрительно прямых дорог и населенных пунктов с неказистыми домиками и кривыми церквями, были также изображены весьма условные березы и елки, среди которых разгуливали лоси, медведи и зайцы. Местный заяц в росте не уступал медведю.

– И что теперь? – спросила она, спросила растерянно и с такой невинной беззащитностью, что мне захотелось завыть, громко и протяжно, как воют волки, которые по неясной причине оказались проигнорированы местным картографом.

– Все будет хорошо, – слишком поспешно сказал я. – Все будет в порядке. Видишь, тут сарай, колокол – тут люди. Должно быть жилье. Поселок Совиная гора, а? Где-то рядом наверняка есть жилье.

Я говорил торопливо и беззаботно. Чересчур беззаботно – наверное, это ее и насторожило.

– Жилье? – Она шмыгнула носом. – Совиная гора? Да этому сараю лет миллионов сто, его птеродактили построили какие-нибудь…

– Питекантропы…

– Какая разница! Ни фига тут нет, никакого жилья нет! Никаких людей нет!

– А электричество? Вон – фонарь! Вон – провода! Идет ток, лапочки кто-то меняет.

– Ага! Меняет! Раз в тыщу лет!

– Хорошо! – отрезал я. – Что ты предлагаешь?

Она дернула плечом и отвернулась к своему окну. За стеклом чернел лес. Я скосил глаза на датчик топлива – чертов «Кадиллак» сожрал уже две трети бака. Возвращение в Лори могло стать весьма проблематичным. Не дожидаясь ответа, я врубил скорость и медленно утопил педаль газа. Я решил не поворачивать обратно.

9

Снег теперь сыпал мелкой крупой, нервно штрихуя свет фар косым пунктиром. Холли сидела нахохлившись, то ли дуясь на меня, то ли злясь на весь мир сразу. Мне было не до нее – прошло двадцать пять минут: после сарая с колоколом нам не попалось ни единого признака обитания человека. Не считая редких фонарных столбов. Справа и слева к обочине подступал лес, высокий и плотный, казалось, дорогу прорубили через самую чащобу. Не было ни лужаек, ни прогалин – лес стоял сплошной стеной. Попался дорожный знак, я скинул скорость. Жестянка проржавела, знак был пробит крупной дробью и напоминал дуршлаг.

– Жилье… – проворчала Холли, с ненавистью глядя в лобовое стекло.

Проехали по мосту через какую-то речушку. Я взял нашу карту: там не было ни рек, ни озер, не считая озера Шамплейн, нарисованного условно и по очертанию похожего на голубого спящего кота. Кот спал в левом верхнем углу карты. То есть в западном направлении.

– …Твою мать… – пробормотал я, сердце подпрыгнуло и застряло в гортани.

– Что? – повернулась ко мне Холли.

– Неважно… – я открыл окно и сделал глубокий вдох.

Это было похоже на озарение. Внезапно, точно при вспышке молнии в ночную грозу, когда в один миг удается разглядеть мельчайшие детали – и мертвый дуб на горе, и горлышко разбитой бутылки под ногами, а после, уже во тьме, весь пейзаж еще плывет и плывет перед глазами, мне явилась четкая картина всех наших перемещений. Начиная от аэропорта и кончая этой дремучей чащей. Мне стало кристально ясно, что из Лори мы отправились не на запад, а на север. В сторону Канады. И сейчас мы движемся в сторону самой безлюдной территории Северной Америки, где плотность населения составляет полтора охотника на тысячу акров и где нет ничего, кроме бескрайнего леса.