– Там, за мостом направо, там старая дамба. – Она махнула пухлой рукой в сторону чучела бурого медведя, сторожившего вход. – Миль девять-десять. Быстрей через перевал, можно за…

– И не вздумайте через перевал, – встрял коренастый мужик без шеи, похожий на немецкого ландскнехта, наверное, хозяин. – Дорога дрянь. Как каток. Вчера фура перевернулась. С мороженым. Там, за Лори, поворот, так она там и того. Перевернулась.

Ландскнехт дал мне листок с какой-то детской картой, центром которой был их псевдоальпийский мотель. Назло ландскнехту я решил махнуть через перевал. Дорога действительно оказалась на редкость дрянной. На каждом повороте, из которых, собственно, и состояла дорога, «Кадиллак» заносило, и он сползал к обочине. Туда я старался не смотреть, там было ущелье.

Кое-как мы вскарабкались на хребет. У столба с табличкой, оповещающей, что это высшая точка перевала, я затормозил. Вышел из машины. Исчезли все цвета, кроме голубого и белого. Небесная синева растекалась от края и до края, все остальное было абсолютно белым. Скалы, дорога, кусты – каждый тончайший прутик – все вокруг было покрыто мохнатым инеем. Странная, мягкая и почти осязаемая тишина окутала меня, казалось, мы случайно угодили в другую реальность. Я подошел к краю пропасти, заглянул вниз. Высоченные сосны остались внизу, их заснеженные макушки едва доставали до моих ног.

– Какая красота… – пробормотал я, повернулся к машине и крикнул: – Какая красота, посмотри только!

Сделал это непроизвольно, просто не мог не поделиться чудом. Холли подняла на меня пустые глаза и снова уткнулась в экран телефона.

Спуск занял всего минут пятнадцать и основательно взбодрил меня. Пару раз я до упора выдергивал ручник, ножной тормоз не держал, и мы с упоительной медлительностью сползали по голому льду. Моей спутнице все было невдомек – Холли меланхолично продолжала мусолить пальцем экран телефона. Наконец серпантин закончился, мы пересекли замерзшую речушку по горбатому мосту, сложенному из дикого камня, и въехали в Лори.

Поселок состоял из главной улицы, которая так и называлась – «Главная улица». Справа белела церковь с заснеженным садом за невысоким забором, слева располагалась бензоколонка с одной колонкой, дальше – магазин без окон, похожий на бойлерную. На деревянной вывеске от руки было старательно выведено: продукты, вино, пиво и амуниция. К магазину примыкал мрачный бар. На ступенях бара сидела черная мохнатая собака с укоризненным взглядом и сосульками на бороде.

Я остановил машину между магазином и баром.

– Сиди. Пять минут, – вылезая, бросил я Холли.

Решил начать с магазина.

Зашел, плотно прикрыл за собой дверь. Внутри оказалось темновато и тепло до духоты. К тому же отчаянно пахло пиццей. В углу на деревянном ящике сидел диковатого вида мужик в унтах, пегий и драный, похожий на лешего. Он, широко раскинув руки, читал разворот в «Нью-Йорк Таймс». В другом углу, за кассой, скучала крепкая деваха в толстой фланелевой рубахе и рыжей меховой кацавейке. Оба подозрительно посмотрели на меня. Я улыбнулся и поздоровался.

Леший что-то буркнул и уткнулся в «Нью-Йорк Таймс», деваха с простодушным любопытством продолжала разглядывать меня – очевидно, с мужским контингентом в Лори было не ахти. Ее магазин был обычным захолустным сельпо с небольшим добавлением в виде оружейной секции. На стене висело несколько винтовок: пара охотничьих двустволок, древний винчестер и элегантная М-16 с оптическим прицелом. Тут же стояли коробки с патронами, а под стеклом лежали страшноватые тесаки с сияющими лезвиями и здоровенный «магнум», похожий на бутафорский револьвер из фильма с участием Клинта Иствуда.

– Хороший магазин. – Улыбаясь, я подошел к кассе. – Все есть. Даже пули.

Деваха довольно кивнула и заправила пшеничную прядь за ухо.

– Вы охотник? – спросила она негромким грудным голосом. – Или рыбак?

– Скорее рыбак, – уклончиво ответил я. – У нас рейс отменили. До среды. Вот пытаюсь найти ночлег…

У девахи появился огонек в глазах, она уже хотела что-то предложить, но я спешно добавил:

– Со мной дочь. Десять лет. Будь я один…

– В Берлингтон надо, – крякнул из угла леший. – Там переночуешь. Оттуда и улетишь.

– До Берлингтона он не доедет, – возразила деваха. – Через час накроет к ядреной матери. Вон как крутит.

Она ткнула в серый экран маленького телевизора с рогатой антенной, что стоял рядом с кассовым аппаратом. Последний раз я видел такой телевизор лет двадцать назад на даче у Лифшица в Подлипках.

– А здесь, в округе, нет ли какого-нибудь… – без особого оптимизма начал я. – Мотеля, что ли? Мне сказали…

– Сгорел, – отрезал леший. – Два года тому как сгорел. Вертеп.

– У нас из приезжих только охотники. – Деваха расстегнула ворот рубахи, поглядев на меня, добавила томно: – Ну и жара…

Дверь в магазин распахнулась, и на пороге возникла Холли. В замшевых сапогах с меховой опушкой, в тугих рейтузах под зебру и короткой куртке на гагачьем пуху.

– Ну и сколько можно ждать? – спросила она, недовольным жестом откинув назад волосы.

Леший и кассирша уставились на нее.

– Доча, дверь-то, – нерешительно попросил леший. – Холоду напустишь.

Холли фыркнула, развернулась, вышла и с треском захлопнула дверь. Деваха удивленно повернулась ко мне:

– Десять лет?

Я пожал плечами, извинился и вышел следом.

Холли сидела на корточках у входа в бар и о чем-то дружески беседовала с бородатым псом.

– Быстро! – рявкнул я. – В машину!

Выставил прямую как палка руку в сторону «Кадиллака».

Холли что-то сказала псу – наверное, наябедничала на меня, – неспешно поднялась и лениво забралась в машину. Я зло сплюнул под ноги, открыл дверь. Мне на рукав опустилась снежинка, большая и аккуратная, точно вырезанная из слюды. Я поднял голову – из абсолютно синего неба падали крупные белые снежинки, падали гораздо медленнее, чем положено по закону тяготения. На севере из-за гор выползала серо-фиолетовая хмарь, прямо на глазах она наступала, ширилась. Мохнатый край тучи растекался по голубому, как грязная акварельная краска по мокрой бумаге. Я взглянул на часы, было без четверти четыре.

5

– Куда мы едем? – в третий раз спросила Холли.

В третий раз я ничего не ответил.

Дорога становилась все хуже, мы скребли снег днищем, влетали в ухабы, «Кадиллак» то и дело буксовал и полз юзом. Дураку было ясно, что нужно поворачивать назад, но в меня точно вселился бес – из-за ее вопросов, из-за этого капризного тона меня только разбирало упрямство, и я продолжал зло выжимать педаль газа и крутить баранку, стараясь удержать машину на скользкой дороге.

Минут двадцать назад мы свернули с главного шоссе. Судя по мотельной карте, если слово «карта» применима к тем детским каракулям, таким образом мы срезали приличный кусок и выезжали на автостраду, ведущую прямиком в заветный Берлингтон. Я решил, что даже если нам не удастся добраться туда из-за надвигающегося урагана, то у нас будет гораздо больше шансов найти мотель на центральной дороге штата, чем в этом захолустье.