— Именно так.

— Хорошо, Леонид Константинович, этой парочкой мы можем заняться после ареста Веремеева. Пока трогать их рано.

— Я тоже такого мнения, тем более что они могут сразу же сообщить этому самому Веремееву об интересе к его персоне полицейских чинов.

— Могут и не сообщить, — усмехнулся Владимир Гаврилович, — чтобы потом указать: мол, жилец имел сообщников, когда произойдут очередные кражи.

— Но тогда они будут служить в другом месте?

— Совершенно верно. Но они должны понимать, что кто-нибудь когда-нибудь их свяжет с квартирными кражами. Как говорится, сколько верёвочке не виться, всё равно кончик в руки прибежит.

— Владимир Гаврилович, такие люди в конце концов теряют осторожность. Если их не могли поймать столько лет, значит, они чувствуют себя умнее всех и начинают действовать нагло и без оглядки.

— С этим, Леонид Константинович, я согласен. Что с остальными дворниками? Хотя меня больше занимает дом номер шестнадцать по Фонарному.

— Фонарный, дом шестнадцать, — Петровский полистал записную книжку, — Иван Петров Иванов, пятьдесят два года, православный, уроженец Псковской губернии, при должности дворника состоит двадцать семь лет, и всё при одном и том же доме.

— Это нам на руку, — обрадовался начальник сыскной полиции, — двадцать семь лет на одном месте. Взыскания у него имеются?

— Нет, судя по записям, числится на хорошем счету.

— Полагаете, ему можно доверять?

— Возможно, но сперва я бы поговорил с околоточным. Он-то должен знать всех дворников на отведённом ему участке.

— Да, вы правы. А что остальные?

X

1

— Фонарный, дом шестнадцать, — произнёс вслед за Филипповым Мечислав Николаевич и спросил, глядя в глаза: — Стало достоверно известно, что именно там наш убийца?

— Увы, спешу вас разочаровать, — натужно вздохнул Владимир Гаврилович, — пока новых сведений не получено. И нам неизвестно, по какому адресу скрывается господин Веремеев. Но давайте подумаем вместе, может быть, мои рассуждения неверны, и вы сумеете что-то новое подсказать.

— Хорошо.

— Мы имеем четыре адреса. И будем надеяться, что они истинные, иначе все мои рассуждения летят… далеко, и… Итак, зададимся вопросом, Мечислав Николаевич, почему Павел Львович взял внаём квартиру по Екатерининскому на своё имя?

Филиппов замолчал и прищурился.

— Хотел иметь запасные пути, ведь ему надо где-то гримироваться?

— Но он же знает, что мы его разыскиваем, и в первую очередь по его настоящей фамилии. Тем более, хотя времени прошло немало, он по-прежнему в бегах.

— Может быть, он договорился с дворником и тот должен оповестить его об интересе полиции, если она появится?

— Да, и у меня возникло такое же мнение. Но у меня вообще возникло бредовое предположение — уж не приготовил ли нам Веремеев гостинец в виде какой-нибудь бомбы?

Кунцевич сперва задумался, потом сказал:

— Почему бы и нет? Наш преступник не имеет привязанностей. Он, между прочим, представляет собой самовлюблённого господина с болезненными амбициями, готового отомстить всем и вся. Он не желает останавливаться и, если ему суждено погибнуть, то он либо заберёт с собою как можно больше людей, либо захочет оставить в память о себе образ героя.

— Героя? — повторил за Мечиславом Николаевичем Филиппов.

— Так точно, героя. Ему важно оставить после себя след.

— Тогда моё предположение насчёт бомбы или чего-то подобного не кажется вам слишком фантастическим?

— Отнюдь, — серьёзным тоном подтвердил Кунцевич.

— Если наши мысли совпадают, то двинемся дальше, — Владимир Гаврилович достал из ящика стола карту и показал пальцем: — Вот дом на Фонарном, угловой, из его окон видны оставшиеся без нашего внимания квартиры, тем более жилище Веремеева находится на самом верху.

— Но он же не сможет одновременно наблюдать за двумя адресами?

— Да, не сможет, но почему он именно так подобрал адреса?

— Не знаю, — признался Мечислав Николаевич, — но явно у него были соображения на этот счёт. На собственное имя — для проверки… — задумался, — не знаю, — повторил он.

— За сыскной из дома на Офицерской он наблюдать не мог: слишком далеко, и не всегда мы по ней проезжаем или проходим. Значит, такое предположение неверно. Тогда что?

— Странное у него поведение, прячется под самым носом у нас. Веремеев должен понимать, что мы можем незаметно окружить дома или устроить в квартирах засады.

— Может быть, он на это и рассчитывает, а сам находится в другом месте и за нашими действиями наблюдает?

— Владимир Гаврилович, зачем так сложно? Я до сих пор не понимаю, каким капиталом обладает наш убийца. Если ваше предположение верно, то выходит, что в месяц он должен тратить довольно приличную сумму. Он что у нас, Крез?

— Не забывайте, Мечислав Николаевич, что мы до сих пор не знаем, где обитал и чем промышлял господин Веремеев в последние годы. И давайте не углубляться в денежный вопрос, а сосредоточимся на самой личности нашего таинственного убийцы. Вы говорите, что принесли планы домов? — сменил тему Филиппов.

— Да.

— Вот и прекрасно. Давайте лучше подумаем, сколько требуется агентов, чтобы одновременно проверить квартиры, перекрыть все входы и выходы.

— Начнём с дома по Офицерской, — Кунцевич начал разворачивать на столе чертёж.

Раздался дробный нетерпеливый стук в дверь.

— Прошу, — громко произнёс Филиппов.

— Разрешите, — дверь отворилась, и на пороге появился чиновник для поручений Лунащук.

— Михаил Александрович, — скользнул по вошедшему взглядом Владимир Гаврилович, — проходите. А мы вот с Мечиславом Николаевичем занялись чертежами домов.

Лунащук кивнул головой и присоединился к обсуждению плана действия.

Филиппов, не отрывая взгляда от чертежа, вкратце обрисовал, к чему они пришли с Кунцевичем.

2

Он стоял у окна, заложив руки за спину. Фонарный переулок, тянувшийся внизу, сегодня был почти пустынным. Лишь изредка по нему кто-нибудь проходил. Такое положение вещей было на руку. Тем лучше. Можно держать всех обывателей, появляющихся на улице, под бдительным оком. Тем более что обычного горожанина легко отличить от полицейского агента. Он всегда старался быть спокойным, даже тогда, когда раздражение давило до боли в сжатых кулаках и в острие заточенного ножа, который всегда хранился в ножнах, прикреплённых к голени левой ноги.

Обиды убийца не таил больше ни на кого. Сейчас он просто стоял без мыслей, без желаний. Всех, кого