вопросы задавать будете, то я вспомню. А так, вы уж извините, не опишу портрета этого.

— Ладно. Не приметил, какого цвета у него глаза?

— Серые, наподобие ваших… Владимир Гаврилович.

— Уши торчат или нет?

— Уши как уши, — пожал плечами дворник. — Не, — на миг задумался, — не, не торчат.

Филиппов не стал дальше расспрашивать, а достал из ящика стола нарисованный портрет и протянул Ивану.

— Ты посмотри, это он?

Иванов мельком взглянул на карандашный рисунок и возвратил начальнику сыскной полиции.

— Нет, не он.

Владимир Гаврилович и Петровский переглянулись. У обоих сразу же мелькнула одна и та же мысль — значит, Чубыкина убил кто-то другой? Может так статься, что пособник Веремеева?

Филиппов хотел спрятать бумагу в стол, но не стал. Снова протянул Ивану.

— Ты посмотри всё-таки внимательно. Встречал ли когда-либо этого человека?

Дворник взял в левую руку лист бумаги и всмотрелся.

— Не доводилось.

— Взгляни-ка ещё раз.

Дворник повертел листок в руках, нахмурил лоб.

Шапка чуть ли не свалилась с колен, когда он провёл ладонью по лбу.

— Вроде бы и похож, а вроде и нет. У этого лицо, как у покойника, да и волосы на подбородке, как у старого козла, а Иван Дормидонтович — мужчина в соку. Этого словно на каторге пытали.

— Ты, Иван, внимательно смотри, — прервал затянувшуюся речь Иванова Леонид Константинович, — глаза…

— Глаза похожи, только брови чуток вот так, — и провёл пальцем по нарисованному, — уши прижаты, а вот щёки у этого впалые, а у Дормидонтыча не такие.

— Вообще похож?

— Сейчас вижу, сходство есть, если вот этого, — он ткнул пальцем в портрет, — помыть, побрить и накормить. Больно уж он оголодавший на портрете.

— Ты когда-нибудь видел Недригайлова заходящим в один из домов вашей улицы?

— Нет.

— А в другом облаченье?

Дворник покачал головой.

— Окна квартиры Ивана Дормидонтовича выходят только на улицу?

— Отчего же? И во двор тоже.

— Так, теперь скажи, как из квартиры можно выйти незаметно?

— Через парадную дверь, так там либо я, либо жена моя. Ночью ворота и входную дверь я запираю, чтобы, не дай бог, лихие люди не забрели. По чёрной лестнице — так всё равно меня надо тревожить.

— А если через двор?

— Так у нас же двор не проходной. Нет, там тоже на ключ заперто.

— Кстати, у тебя за лето ключи не пропадали, а потом не объявлялись сами собой, так чтобы ты всё обыскал, а глядь, через пару дней на видном месте?

— Было, — нерешительно сказал дворник.

— Недригайлов в то время уже жил в доме?

— Жил, — уверенно сказал Иван.

— С площадки, на которую выходит дверь квартиры, можно попасть на чердак?

— Там у меня всегда закрыто, ключ при мне, — Иванов понял, к чему клонит начальник сыскной полиции.

— Но ты же минуту назад говорил, что ключи пропадали?

— Так-то оно так, — дворник вернул нарисованный портрет Филиппову и теперь уже свободной рукой почесал затылок.

— Вот и поясни, как можно выскользнуть из квартиры, чтобы никто не заметил?

— Через чёрную лестницу, если имеется ключ, или, если мы с женой отлучились, — через парадную, таким же макаром. Через чердак, — Иван на минуту задумался, опять почесал затылок, нахмурив брови, — если только на крыше притаиться. Дом наш меж двух высоких находится, и там до крыши не достать. Слишком высоко.

— Это не составляет труда, если, допустим, — предположил Петровский, — воспользоваться лестницей.

— Откуда там лестница? — улыбнулся дворник.

— Если заранее приготовить, — дополнил свои слова Леонид Константинович.

— Так никто мимо меня лестниц не проносил, — улыбка не сходила с губ Ивана.

— Ну, можно воспользоваться верёвочной, — предположил чиновник для поручений.

— Я об этом не подумал, — сказал удивлённый Иванов.

— Теперь, Иван, нам расскажи, как попасть в дом, чтобы жилец не заподозрил ни о слежке, ни о перекрытых путях к бегству.

5

Опросы дворников из дома по Офицерской и Казанской улицам ничего к сведениям не добавили. Оба постояльца не узнали портрет, кивали на определённое сходство, но не более. В одном случае у жильца, говорили, круглые щёки были, а в другом — борода, но не такая куцая, как на портрете, а окладистая. Такая, как купцы из староверов носят.

— Надо одновременно во всех домах произвести задержание, если всё будет складываться удачно, — произнёс Филиппов.

— Сомневаюсь я, — неожиданно произнёс Леонид Константинович.

— В чём? — удивился начальник сыскной полиции, воздев брови.

— Стоит ли брать нашего убийцу в квартире?

— Поясните, — хотя сам Владимир Гаврилович сомневался в правильности идеи — арестовать предполагаемого Веремеева в квартире.

— Если кратко, то мы с вами не знаем, какое оружие имеет Павел Львович, или кто там под его личиной. А если начнёт пальбу? Сядет в осаду, не дай бог, или того хуже, бомбами закидает? Вы же сами говорили, что он неуравновешенный, со слишком завышенной самооценкой. — Петровский умолк.

— Я тоже к этому склоняюсь, Леонид Константинович. Ночью возможен элемент неожиданности, но всё идёт псу под хвост, если наш пациент не станет укладываться в постель, а займётся неотложными делами. Тогда мы можем получить не один труп, а даже не рискую пророчить, сколько.

— Опять тупик?

— Не совсем, — и Петровский снова повторил: — не совсем. Арестовать можно и на улице, но, по-моему, вы говорили, что достаточно постоять недельку у сыскного отделения, понаблюдать за входящими — и вы будете знать всех, если на лично, то, по крайней мере, в лицо.

— Мечислав Николаевич, — и Филиппов бросил взгляд на Кунцевича.

— Что Мечислав Николаевич?

— Это сказал не я, а Кунцевич.

— Ну, это всё равно. Главное — суть, а она слишком опасна и непредсказуема. Арестовать на улице мы не сможем — он, возможно, знает всех агентов в лицо, не только нас с вами. И сразу почует, как дикий зверь, западню. Задержать на лестнице? Такие же аргументы, как и против улицы.

— Владимир Гаврилович, а если взять его, когда он взберётся на лестницу, чтобы перелезть на соседнюю крышу.

Филиппов отмахнулся, не вникая в это предложение. Потеребил пальцем свой ус. Потом внимательно посмотрел на дотоле молчавшего Мечислава Николаевича.

— А ведь в этом предложении есть рациональное зерно. Руки преступника будут заняты лестницей. Правда, мы только предположили, что она там должна быть.

— Проверим, — невозмутимо сказал всё тот же Кунцевич. — Не беспокойтесь, Владимир Гаврилович, я не собираюсь забираться на соседние дома. Допустим, могу использовать армейский бинокль…

— Э, нет, Мечислав Николаевич, — перебил его начальник, — бинокль ничего не даст, если