— Процесс творения — это только процесс, который, сам по себе, не имеет никакого значения, — усмехнулся Аполлон. — Ибо это чистое чудо-действо! Подлинный творец этого творения тот, кто его вос-принимает. То есть — как часть себя. В этом-то и заключается вся загадка творчества. От сотворения детей и цивилизаций, до чистых произведений искусства.

— Зачем тогда вообще творить? Сиди, да наслаждайся, вос-принимай, — пропела ученица. Довольная своим подношением Учителю.

— Гений только потому и творит, что не может найти в этом мире свои части и вынужден их для себя воссоздавать из ребра жёсткости своего косного мозга. Ева была первым произведением Адама, которое он придумал, исходя из своей нужды в ней. А Бог со-творил. То есть — технически помог Адаму, воплотив её, — погладил он свою Еву. — Ибо Адам был частью его самого. Его произведением. Искусства быть.

— Ладно, мне надоела твоя тувталогия. Ты скоро… закончишь эксперимент?

— Каждый занимает то место, которое он сейчас способен занимать. Ты же ни на что другое пока ещё неспособна. Так что сиди и занимайся! Ещё минут пять, для приличия.

— Конечно, ведь для неприличия нужно гораздо больше времени! — усмехнулась ученица.

— Я думаю, — слащаво растянул Аполлон ухмылку за уши, — что в таком деле вообще неприлично рассуждать о времени.

— И ты прав. Только приличные дела и имеют временные характеристики. Неприличное — вечно!

— Тем более, когда делаешь это одним из своих художественных приемов. Чтобы положить на лопатки жизнь, этого извечного противника искусства, который, как Иуда, постоянно предаёт искусство своей вульгарностью. Заставляя людей, как животных, заниматься вульгарным сексом.

— Как говорится, делу время, а потехе — час. Который час?

— Ты тоже хочешь потешиться?

— Точнее, забыть о приличиях!

— Даже когда нам кажется, что у нас всё ещё есть время, мы всего лишь оттягиваем резинку приговора.

— Тогда часы — это нечто неприличное! — усмехнулась ученица и погрузилась в истребление времени более интенсивно.

— Тем более — часы, проведённые в безутешных попытках расстаться со своей глупостью, — усмехнулся над ней Аполлон. И погладил свою преданную ученицу. — Не проще ли расстаться с ней одним махом? То есть — с попытками с ней расстаться. И попытаться проникнуться осознанием своей глупости. Ведь вы идете с ней по жизни рука об руку, делая вид, будто бы не знаете друг друга. Ну же, хватит стесняться! Вы так забавны. Особенно, когда ссоритесь. Замечая друг друга глазами других. Мое сердце не выдержит, если ты захочешь действительно с ней расстаться. Потому что смотреть на то, как ты то и дело пытаешься сделать это умозрительно, не вызывает у меня ничего, кроме улыбки и жалости к тебе. Порождая смех сквозь слёзы. Это же чистой воды мелодрама!

— Тебе так идёт наша дружба! — улыбнулась Каллисто.

— Секс мне тоже идёт, — улыбнулся Аполлон. — И во время секса мы могли бы сейчас разговаривать не отвлекаясь.

И ученица поняла, что Учитель очень вежливо попросил её заткнуться. Если она не хочет заниматься сексом.

(Рекламный ролик)

Господи, как же она была прекрасна!

Ахилл не врал, она реально была (в этом вопросе) по-настоящему Прекрасна! С самой большой буквы! Во всей галактике.

— Давай представим, что ты у нас всё ещё девственница, — улыбнулся Аполлон, как только сдал зачёт, и притянул ученицу к себе, чтобы наконец-то приступить к обмену данными. Ощущая вместе с ней своей высшей сущностью то огромное наслаждение, которое ученица начала испытывать от передачи данных. Всей душой! — Если хочешь, я буду называть тебя Сонечка, чтобы не выходить из образа в нашем «театре на дому». Ты читала Бунина?

— Что ж, эти «Тёмные аллеи» меня вполне устраивают, — улыбнулась ученица. — Надеюсь, ты не станешь меня ревновать, когда Ёлке наконец-то купят машину? И мы пойдём в отрыв!

(Рекламный ролик)

А затем он начал катать Сизифов камень, пока Елена была в ванной. Вышла и тут же уснула, прижавшись к нему, как ангелочек.

«Как же я хотел тебя, — вздохнул он, — когда впервые увидел тебя в твоём ток-шоу, который ты вела, в прямом эфире искушая Планетарного Творца Артура. Ты была так потрясающа! Предложив ему поиграть в демонов искушения. Как сегодня я — тебе. Впрочем, тебя хотела тогда вся галактика. Подстрекая богов стать столь же прекрасными, как и ты. Чтобы поиграть друг с другом в демонов искушения. Только ради этой ночи с тобой мне и стоило прогуляться на Землю! Вот это литературнэ!!! Кто бы мог подумать, да?! А если у меня получится уговорить её со мной вернуться? Ангелы будут просто в шоке! Ради этого можно будет вернуться даже и без книги, если Каллисто так и не позволит мне себя описывать. Черт с ним, с этим пари, опишу Каллисто на её планете после того, как мы уже окончательно расстанемся. Назову её: «Елена Прекрасная или возвращение блудной дочери». Если расстанемся. Если я вообще смогу с этой «блудной дочерью» хоть когда-нибудь расстаться. А не останусь вместе с ней в этой галактике навсегда. Блин, меня же тогда навсегда упекут в Ад, как и Креусу, по приговору Вселенского Суда. Значит, наше расставание неизбежно. Вытащить бы её из Ада, из этой дурной бесконечности «несчастного сознания», а там видно будет. Эх, жаль, что придётся с ней расстаться. Когда она станет такой счастливой! Но это неизбежно. Что ж, я буду очень сильно по тебе скучать, когда покину вашу милую — из-за тебя — галактику».

И осторожно поцеловал свою грёзу, о которой так мечтал! Хотя бы просто коснуться. Этого божества. И погладил её щёку. Наслаждаясь тем, что Каллисто так никогда и не поймёт всей космичности его грусти. Нет в ней потенциала Творца, к сожалению. А ни то мог бы вызвать её затем в Центральную галактику на стажировку. Снова увиделись бы. И вспомнили «молодые годы». Пару жизней. Моя ж ты лапочка… Мы могли бы официально тогда взять отпуск как минимум на одну жизнь и поиграть «в семью» за семью печатями изотерических истин. Ты была бы моей удивительнейшей Мальвиной, а я твоим исполнительным, но таким же загадочным Буратино, потерявшим ключи от Рая. А когда тебе становилось бы грустно — твоим Пьеро, нежно вытирающим своими длинными рукавами запутанных идей твои слёзы. Чтобы Карабас-Барабас судьбы дёргал и дёргал нас за ниточки привязанностей, разыгрывая (по сценарию агентства) на сцене нашей взаимной обусловленности столь занимательную пьесу для неведомых, но таких любопытных зрителей. На которых тебе откровенно пофигу! Да, ты снова вела бы своё ток-шоу! Но уже — на всю вселенную! Поражая всех своим пофигизмом и