После трапезы она направилась в сердце Трастевере, которое бьется неистово, а мелкая сеть улочек, тупиков и переулков закручивает вокруг него целую кровеносную систему. Как она ни пыталась ускорить шаг, у нее это не получалось – сложно было удержаться, чтобы не смотреть вверх, туда, где приоткрытые синие ставни выпускают рвущийся на свободу кружевной желтоватый тюль; туда, где синьора с черными, упругими, как матрасные пружины, кудрями, облокотившись на подоконник и подперев одной рукой подбородок, а во второй держа дымящуюся сигарету, высунулась из окна и громко обсуждает что-то со стоящим внизу, у входа в небольшой темный бар, Маурисио. Именно здесь Надя вспомнила, что ее телефон может служить и фотоаппаратом. Из-за каждого угла, из каждой двери, из каждого окна на нее смотрело что-нибудь удивительное, чего она не могла позволить себе впоследствии забыть. Она шла, поворачиваясь вокруг своей оси, словно волчок, и снимала все вокруг, терялась в лабиринтах и находила себя на тех же улицах, где уже проходила несколько минут назад.

Она начала обращать внимание на заинтересованные взгляды прохожих, обращенные на нее. Вернулось осознание собственной привлекательности, которую сегодня она невольно подчеркнула черным топом с глубоким вырезом, пышной легкой юбкой и старой малиновой помадой, которую бездумно бросила в косметичку в процессе спешных сборов. Темные распущенные волосы блестели благодаря местной воде. Она потряхивала кудрями чаще обычного и непривычно растягивала губы в улыбку.

Порой ее подхватывало течение какой-нибудь неспешно прогуливающейся кучки людей. Гуляющие рассматривали каждый дом, протискивались сквозь узкие улочки, заставленные столиками кафе и баров, прилавками уличных торговцев и мотоциклами, и несли, несли Надю на своей волне.

Ближе к вечеру все активно принялись занимать места в лучшем зрительном зале на свете – на летней веранде, – что закономерно для района, давно зарекомендовавшего себя как центр барной и ночной жизни итальянской столицы. Но Надя не собиралась задерживаться дотемна. Опьяненная красотами и новыми впечатлениями, она хотела поскорее вернуться в свои просторные апартаменты, забраться с ногами в кресло у открытого окна, заранее припася бокал вина и пачку сигарет, и, пересматривая фотографии, смаковать детали. Пожалуй, она даже запишет в заметках телефона впечатления о сегодняшней прогулке.

Покидая Трастевере, она думала о том, насколько он не похож на остальные районы Рима. Здесь нет имперской напыщенности, исторической значимости, больших древних развалин и монументов, экскурсионных автобусов, огромных открытых пространств. В течение многих веков этот район был окраиной, и он до сих пор хранит в себе шарм и обаяние деревенской простоты и свободы; безлюдные переулки, в которых из открытых окон доносится шум работающего пылесоса; шумные, бурлящие, как могучие воды Тибра, улицы, наполненные потоками людей; и микроскопические площади, на которых длинноволосые уличные музыканты в кожанках на голое тело радуют зевак рок-концертами в лучах мягкого, заходящего за вершины римских горизонтов солнца.

Уходя, она все еще продолжала фотографировать на телефон рыжие с белыми подпалинами стены, граффити, цветные деревянные двери, причудливые металлические почтовые ящики, плющ, прячущий дома под зеленым покрывалом, и красные «Фиаты», стремительно влетавшие в кадр.

Поздним вечером, сидя в полюбившемся кресле и выпуская в стоячий ватиканский воздух ментоловый дым прихваченного из Москвы «Вога», Надя неспешно набирала в заметках телефона текст: «Лабиринт закрученных по спирали улочек, вымощенных неровной брусчаткой. Уставшие домики со ставнями, сбрасывающие многовековую оранжевую штукатурку и увитые полотнами зеленого плюща. Крошечные, затерянные пьяцца с открытыми верандами ресторанчиков по периметру. Шумные мотороллеры, «Фиаты» всех цветов радуги, колокольный звон, оглушающий окрестности в знойный полдень».

Она поделится фотографиями и впечатлениями с Дэном. Надя надеялась, что по ее возвращении они сядут вместе за стол, когда дети улягутся спать, откроют бутылку вина, которое она привезет с собой, и он выслушает ее неторопливый рассказ о путешествии.

День пятый.

К заключительному дню своего пребывания в Риме Надя с ужасом осознала, насколько бездарно провела день прилета. Мест, которые она не посетила, оставалось еще очень много, а времени – катастрофически мало.

Кроме того, она вспомнила, что не купила ничего на память об этой необычной, по-настоящему волшебной и целительной поездке. Ей захотелось непременно порадовать чем-нибудь Дэна, подарившего ей этот праздник. Надя была практичной и равнодушной ко всякого рода сувенирам, поэтому обрадовалась, набредя на лавку с люксовыми солнцезащитными очками. Проведя в маленьком магазинчике столько же времени, сколько и в Колизее, Надя вышла довольная и с двумя коробочками Dior – для себя и для мужа.

Она точно знала, где проведет последние туристические часы, и направилась к палаццо Поли, фасад которого выходит аккурат на легендарный фонтан Треви. Да, именно его она оставила на десерт и не прогадала. Симона обмолвилась, что самый красивый свет здесь – после обеда. И правда, солнце мягко освещало мрамор, который уже не резал глаз ослепительной белизной.

К фонтану было не подступиться, и она решила побродить по окрестным улочкам. Совершенно неожиданно приобрела для Дэна ремень от Louis Vuitton и вернулась к фонтану, когда солнце уже начало клониться к закату. Теперь фонтан был залит еще более мягким светом, и смотреть на этот шедевр можно было без солнцезащитных очков.

В ближайшей джелатерии она взяла рожок с тремя шариками мороженого, порадовавшись своей смелости (целых три шарика!). Сначала попыталась оправдаться перед собой отсутствием обеда, а потом одернула себя: кому нужны вообще эти оправдания? Она же в Риме! В городе красивейших фонтанов и вкуснейшего мороженого! Она проживает жизнь внутри жизни! Маленькую счастливую жизнь, в которой можно все! И, возможно, она научится применять извлеченные уроки счастья в жизни большой.

Она смело направилась обратно к фонтану, полная решимости отыскать свободное место. Пришлось немного подождать. Наконец, кучка китайских студентов освободила небольшой островок с хорошим видом. Она ела джелато, смотрела на воду и слушала журчание струй, сливающееся с многоголосием всех языков мира. Вспомнив поверье о том, что бросивший монетку в фонтан Треви обязательно вернется в Рим, она запустила руку в карман, улыбнулась своим мыслям и бросила в воду две монетки – за себя и за Дэна.

Она покинула Рим без сожаления о невозможности объять необъятное (а именно таким, необъятным, и является этот город), давая ему шанс покорить себя снова. Она уже мечтала о новой встрече, о том, как покажет Дэну полюбившиеся ей места, и о том, сколько еще всего им предстоит открыть вместе.

За все дни она ни разу не позвонила домой, а Дэн не попытался потревожить ее. Обоим было ясно, что чем больше она отдалится от привычной повседневности, тем лучше будет эффект. Но она всегда носила телефон с собой и держала его включенным на случай возникновения экстренной ситуации, в которой они будут вынуждены нарушить негласный обет молчания. Но в итоге свой смартфон она использовала только в качестве фотоаппарата, чтобы навсегда запечатлеть для себя самые яркие моменты своих прогулок и чтобы поделиться ими с Дэном по приезде.