Он стонет от отчаяния, садится на стул, а потом вытягивается на нем, почти ложится, чтобы уменьшить сопротивление. Но дело не в его позе, просто он весь липкий от пота. Стул складывается, левая пара полых алюминиевых ножек подгибается.

Он встает на ноги, наполовину натянув штаны, раскручивает стул над головой и швыряет изо всех сил, как можно выше и дальше, мимо загона для лошадей.

И так как он смотрит, как падает стул, он видит свою рубаху, смутное пятно в темноте слева от грузовиков.

– Пристрелю этих собак, – говорит он, берет черный термос и крадется туда.

Через мгновение другой из них, Кросс Ганз – Гэбриел, который первым выстрелил из ружья в стадо в тот день в снегу, – уже стоит голый перед потельней, наблюдая, как его друг крадется в темноту.

В кои-то веки он молчит.

Медленно он осознает, что свет в прицепе все еще горит и что он совсем голый. Он прикрывается руками, бросается к своему упавшему, согнутому стулу и устраивает танец со штанами точно так же, как до этого его приятель.

– Виктор? – оглядываясь по сторонам, зовет он тихим голосом, словно пытаясь прикрыть свою наготу.

Он скатывает рубаху, сложив один рукав с другим, и ты вспоминаешь недавние слова мальчика о командах в майках и без маек.

– Видимо, церемония закончена, – говорит Гэбриел, по-прежнему наблюдая за Кассиди.

Он ошибается. Церемония только начинается.

Посмотри теперь на другого.

Кассиди рывком поднимает свою рубаху с земли, пытается продеть правую руку в рукав, но… он мокрый, как будто чем-то пропитан?

Он вытаскивает из него руку, смотрит на расплывающееся пятно.

Кровь.

И только тут до него доходит, посреди чего он стоит.

Собаки. Его собаки.

Он вышел сюда только для того, чтобы быстренько залезть под свой грузовик и проверить, на месте ли его черный термос, и ему просто не повезло, что друг приволок точно такой же термос черт знает откуда. Кассиди даже не думал решать странную загадку – что случилось с его собаками. Пять секунд назад никакой загадки вообще не было. Собаки были просто собаками, убежавшими по своим собачьим делам.

Например, чтобы умереть.

Их головы чем-то размозжили… может, лошади вырвались на свободу и затоптали их? Собаки вечно их доставали. Но все же.

Кассиди поднимает взгляд, глаза лошадей сверкают в тусклом свете гаснущего костра, широко раздувая ноздри от запаха смерти в воздухе. Они по-прежнему в загоне и не могли этого сделать.

Итак.

Он возвращается к ближайшей собаке, видит камень, которым ее убили. Он осторожно опускается на колени, снежная корка режет ему ноги у щиколоток. Прямо рядом с покрытым кровью камнем лежит одна из пивных бутылок Гэбриела.

Кассиди начал задыхаться.

Он смотрит на костер, на потельню. На Гэбриела, пытающегося застегнуть пуговицы на штанах, для чего ему приходится прыгать на одной ноге, чтобы вторую можно было вытянуть прямо вперед.

В этом нет ничего забавного.

Мысли Кассиди можно прочитать по его лицу, по виду скошенной в одну сторону верхней губы. «Гейб, примерный условно-освобожденный. Гейб, убийца собак. Гейб, грабитель банков».

Кассиди кладет руку на камень, но не бросает его сразу же: он чувствует чье-то присутствие, так же как почувствовал Виктор Желтый Хвост. На этот раз не твое, а – пара неожиданных глаз, которых здесь быть не должно, всего в нескольких шагах и смотрит прямо на него.

Женщина из племени кроу, которая тоже здесь живет и оставляет свой запах повсюду, особенно на своей одежде. Она находится под старым грузовиком, она его предупреждала, что будет там, одна ее рука поднята к шасси, но сейчас она не двигается, не знает, во что сейчас превратится эта ночь.

– Они там? – тихо спрашивает ее Кассиди, чтобы не услышал Гэбриел, и женщина не отвечает. – Неважно, – говорит он, стоя с черным термосом в руке. – Я уже знаю.

С этими словами он выходит из тени и останавливается у грузовика Гэбриела.

Распахивает дверцу со стороны пассажира и включает верхний свет.

Гэбриел наклоняет голову набок, говорит:

– Касс?

– Ты думал, я не замечу? – спрашивает Касс.

Гэбриел подходит ближе, прищурив глаза.

Он уже слышал этот тон, но никогда его друг не разговаривал так с ним, ни разу за все эти годы, наверное с тех пор, как… прищурь глаза, вдохни… с тех пор как старший брат Кассиди сел в тюрьму, и Кассиди выпил целую бутылку и вломился в школу ночью, чтобы сорвать дверцу старого шкафа брата в раздевалке и сохранить для него то, что там лежало.

– Чего не заметишь? – спрашивает Гэбриел, по-прежнему осторожно приближаясь. – Что я притащил много холодной чертовой воды в это жалкое подобие потельни, а ты ее всю пролил?

Тело Кассиди содрогается от неприятного смеха.

Он прерывает его, грохнув термосом о боковое зеркало грузовика Гэбриела. Стекло разбивается, рама повисает на нижней части кронштейна, все еще привинченном к дверце, его верхняя часть оставляет глубокую царапину на краске.

– Какого черта! – произносит Гэбриел, он уже подошел близко и выпятил грудь.

Кассиди не отступает ни на шаг, вопреки обыкновению, и говорит:

– Дай мне взглянуть на твою руку.

Гэбриел пятится назад.

Кассиди протягивает руку, берет левую ладонь Гэбриела, поворачивает и рассматривает.

– Она ведь тебя едва укусила, – говорит он о двух маленьких проколах, окруженных синяком.

– О чем ты?..

– Так ты себя оправдываешь? – продолжает Кассиди.

– Это… – начинает Гейб, потом замечает дикий взгляд Кассиди. – Собаки, нет, да, то есть… все не так. Я собирался…

– Не собаки, – говорит Кассиди. – Деньги, Гейб. Там было девятьсот долларов, парень.

– Где?

Кассиди швыряет черный термос в грудь Гейба.

– Ты знаешь где.

Гейб ловит термос и демонстративно ставит его на капот своего грузовика.

– Ты думаешь, я прячу на себе девятьсот долларов? – недоверчиво говорит он. – Думаешь, у меня когда-нибудь было сразу девятьсот долларов? – чтобы доказать свою невиновность, он сует обе руки в карманы и выворачивает одновременно оба кармана наизнанку. Оттуда вылетают пять двадцаток и планируют на землю.

– Я только что получил их от Виктора, – говорит он. – Ты же сам видел.

– А в той? – Кассиди показывает на другую руку, все еще сжатую в кулак, которая держит то, что было в другом кармане.

Гэбриел опускает глаза на эту руку, будто тоже хочет это узнать.