Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы послушали много теорий, охватывающих десятки столетий, и все они дали нам основания задуматься о том, хорошо ли то, что мы делаем, и о том, как постараться стать лучше. Но есть один важный аспект человеческого состояния, которым никто из теоретиков, по сути, не озаботился: контекст. Немногие из философских школ учитывают тот очевидный факт, что для одних из нас моральный выбор намного сложнее, чем для других, в зависимости от обстоятельств. Как выходит, что одни и те же правила применимы ко мне, принцу Уильяму, той бедной женщине, которую врач подсадил на обезболивающие, южнокорейскому стоматологу-гигиенисту, исполнительнице хип-хопа Карди Би, фермеру, выращивающему сахарный тростник в Гайане, и вам? Когда мы говорили о том, что «мы» должны делать в каждой конкретной ситуации, мы упускали момент, что внутри «мы» есть целая куча разных «я» и каждое «я» относится к уникальной жизни с уникальными проблемами и привилегиями, которые делают работу по самосовершенствованию сложнее или проще для этого «я», чем для «меня», живущего по соседству.
Так что хватит обобщать. Перейдем к конкретике.
Глава 12. Я дал на чай бариста 27 центов, и теперь все орут на меня в соцсетях только потому, что я миллиардер! Мне не лезут в горло крабовые роллы, приготовленные для меня личным суши-шефом в полете на частном дирижабле на Нидерландские Антильские острова! Разве это справедливо?!
Усилия, прилагаемые ради этичного поведения, значат немало. Но важно и то, до какого предела мы можем пытаться. Процитирую великого греческого философа досократической эпохи Ксенофана, высказавшегося о повседневном существовании: «Это дерьмо нелегко дается»[336], и шансы у всех очень разные. Все мы располагаем разным количеством времени, сил и денег и по-разному тратим их на принятие правильных решений. Вот что пишет наш старый друг Джулия Аннас:
Сегодня очень многие живут в ужасных условиях, в нищете и подвергаются насилию (например, в трущобах крупных городов), поэтому не стоит ждать, что они станут критиковать свои образцы поведения, задумываться над тем, какие уроки им преподают люди, часто (и понятно почему) подчеркивающие важность не добродетелей, а заботы о себе, не проявляющие внимания к другим, привыкшие к насилию, жестокости и более страшным вещам[337].
Есть вероятность, что каждый из нас родился с начальным набором добродетелей, о которых мы говорили в главе 1, и все мы потенциально можем стать добродетельными. Но Аннас отмечает, что обстоятельства, лишающие людей возможности развить свой потенциал в реальные добродетели, не должны работать против них. Помните, как греки были одержимы учителями? Ладно, а что делать, когда мы не можем учиться у Аристотеля, поскольку у нас нет денег заплатить за обучение в его модной элитной академии, а «самый мудрый человек» в нашем районе — какой-то неопрятный парень, который продает поддельные рубашки премиального бренда Affliction через заднюю дверь фургона? Может, многим хочется задумываться об этике и добродетели, но вместо этого им приходится решать более насущные вопросы: как не умереть с голоду, как не умереть от болезней или как не погибнуть от пуль кочующих военных патрулей. Как их можно в этом обвинять?
Бескомпромиссный подход Канта вряд ли лучше в этом смысле. Формулировать универсальные максимы и следовать им — тоже непозволительная роскошь, если в вашей жизни что-то пошло не так или вы ежедневно подвергаетесь стрессу, при котором невозможно думать ни о чем, кроме выживания. Если говорить об утилитаризме, то ладно, но что, если мы не машинист вагонетки, а, скажем, рабочий, вкалывающий на рельсах под жарким солнцем за копейки, смутно осознающий, что в любой момент его может переехать вагонетка с неисправными тормозами? Как нам придерживаться тех же этических норм, что и пассажиру, который придумает правильный с точки зрения морали ответ в данной ситуации, не опасаясь смерти? Что, если мы не турист Джим, случайно наткнувшийся на Пита, держащего на мушке десять местных жителей, а один из местных жителей и в нашей жизни есть одна суперзабавная переменная: в любой момент нас могут согнать вместе с другими и застрелить, чтобы у Пита была возможность поддерживать сумасшедший правопорядок? Можно ли предположить, что мы потратим столько же времени и сил на размышления об этике, сколько Джим, который случайно наткнулся на этот кошмар и после того, как он закончится, вернется к себе в гостиницу и выпьет дайкири со льдом у бассейна?
Жизнь — тяжелая штука (и одним тяжелее, чем другим)Было бы несправедливо требовать от женщины, невольно пристрастившейся к лекарствам, такого же уровня переживаний на тему этики, как от Джеффа Безоса, или меня, или любого среднестатистического гражданина. Но когда мы рассматриваем свои способности преодолевать бесчисленные жизненные ловушки в контексте обстоятельств, нам даже не нужно искать кого-то, кто живет в условиях сильного или чрезмерного гнета. Элементарные жизненные факторы создают совершенно разный жизненный опыт двух людей, которые в остальном кажутся примерно одинаковыми. Писатель Джон Скальци сформулировал проблему, когда игнорируются контекст и привилегии, в своем блоге в 2012 г., озаглавив пост «Белый гетеросексуальный мужчина: наименьший уровень сложности».
Представьте себе, что жизнь в США — да и вообще где угодно в западном мире — многопользовательская ролевая игра, вроде World of Warcraft, только ужасно скучная, и большинство квестов в ней подразумевают добычу денег, мобильников и пончиков, хотя не всё можно получить одновременно. Назовем ее «Реальный Мир». Вы установили «Реальный Мир» на свой компьютер и собираетесь поиграть, но сначала нужно все настроить: горячие клавиши, пользовательские данные, уровень сложности. Пока все понятно?
Отлично. В ролевой игре «Реальный Мир» есть режим «белый гетеросексуальный мужчина» — и это минимальная сложность.
Это значит, что по умолчанию все остальные персонажи расположены к вам лучше, чем к другим. Вам проще выполнять квесты. Вы быстрее переходите с одного уровня на другой.