— Пан Вильк! — окликнул будто сквозь вату смутно знакомый голос.

Я заелозил руками по земле, пытаясь сесть, и разлепить глаза.

— Ребята, живой он!

Меня аккуратно подняли на ноги и прислонили к стене.

— Давно тут валяюсь? — прохрипел я, порадовавшись, что треклятая смешливица унесла ноги, не обглодав полоумного мага.

— Та не дюже, — хмыкнул стражник.

От акведука к нему спешили ещё двое ребят.

— Мы ж почитай сразу за вами побегли, по акведуку. Видали, как вы сцепилися, значит, тока пока сразумели где тут слезть, шобы ноги не переломать, не подсобили, убегла, стервь!

«Хорошо, что не успели, — хмуро подумал я, вспоминая несчастного Казимира, — не то остались бы от вас рожки да ножки».

Нежить всегда опасна, а раненная опасна вдвойне. Видно, я снова пополз по стене, так что меня подперли с двух сторон, не давая упасть.

— Пан магистр, к лекарю бы вас, — пробасил тот, что приводил меня в чувство.

— К дидьку, — прохрипел я, сплевывая кровь. — Куда она рванула?

— Да вестимо куда, к выходу, тут хорониться негде. А славно вы её отделали, жалко, что не до смерти.

— То-то и оно… Бырь, — я наконец-то вспомнил его имя.

Магией остановил кровь. В голове противно затенькало — слишком много колдовства на сегодня. И держась рукой за стену, побрел к выходу из тупика, махнув рукой парням, чтобы следовали за мной, но вперед не совались. Ночное зрение использовать не стал — хватало лунного света. Цепочка темных, маслянисто поблескивающих пятен, начиналась в метре от того места, где я упал, и не иссякала. Все же мой удар настиг цель — кровь из смешливицы хлестала ручьем. Пришлось немного задержаться, чтобы растворить несколько капель в колбе и спрятать в карманный футляр.

Мы выбрались из каменного мешка на узкую улочку. Цепочка пятен стала реже, но не пропала. Дома разошлись широко в стороны. Перед нами, ослепшая из-за потухших фонарей, проваливалась во мрак какая-то площадь. Каблуки глухо били по брусчатке, пугая сонную тишину. На открытом пространстве идти стало легче. Когда не ждёшь удара в спину, она сама собой распрямляется. Мы медленно подобрались к огромному зданию, и последние следы крови я обнаружил на просевшем каменном крыльце.

— Бырь, где это мы, не пойму? — тяжело дыша, спросил я.

— Дык, это… — стражник ненавязчиво подпер меня плечом, не давая сползти по стенке, — Постромкин проулок. Тут ещё недавно убиенного нашли. Вот на этом самом месте. Андрусь, ты ж вроде тогда на осмотре тела со мной был? — повернулся он к одному из двоих стражников.

— Ага, — хрипловато откликнулся Андрусь. — Туточки и нашли. Прямо в проеме и лежал, болезный.

«Ясь Дарецкий, — невольно всплыло в мозгу — найден мертвым в Постромкином переулке на пороге черного хода музейного дома…».

— Андрусь, гони-ка в управление. Пусть поднимают людей. Надо оцепить всё вокруг.

Второго парнишку, имени которого так и не вспомнил, отправил к центральному входу. Туда тварь не сунется, все проходы кишат охранными чарами, но надо смотреть, чтобы никто не вошёл, случайно или со злым умыслом. Сам остался у чёрного хода, запечатал дверь заклятьем и устало опустился на перекошенное крыльцо. Привалился спиной к облупившейся стене и замер. Теперь никуда не денется. Окон со стороны проулка у музея нет. Если сигать, то только на площадь. Крыша высоко, на соседний дом не перескочишь.

Бырь уселся рядом и принялся сворачивать «козью ногу». Предложил и мне. Я затянулся дрянным горлодером и хрипло закашлялся. Ничего, всё здесь перерою. Каждую пядь. Костьми лягу, а найду, куда нечисть схоронилась. Еще одной охоты у неё не будет.

От центрального входа раздалась невнятная ругань, и мы невольно подскочили.

— Да как ты смеешь? — долетели особенно резкие в тишине слова.

— Пшкевич! — хмыкнул я. — Очень кстати.

Никогда бы не подумал, что скажу такое, но я был почти рад его приходу. Моих сил уже не осталось, а он сильный маг.

Раздраженный голос приближался.

— Какой к дидьку Вильк? Чхал я на его приказы!

Красный, вспотевший пан Рекар выскочил из темноты.

— Совсем страх потерял… — начал он, но не договорил.

Узкие глаза цепко прошлись по моим ранам.

— Что случилось? — почти мягко уточнил Пшкевич.

— В музей её загнали... — начал Бырь, оглянувшись на меня.

Я кивнул.

— Ваш выход пан Рекар. Я выдохся.

Он только хмыкнул, задумчиво оглядевшись.

— Музей курирует Школа Высших Искусств. Я как глава кафедры боевой магии лично устанавливал защиту, и могу уверенно заявить, что она не выберется.

Я снова кивнул.

— Прекрасно, тогда ждём оцепления.

Он нервно заходил перед крыльцом, посматривая в темноту и непрестанно бормоча:

— Под самым моим носом. Я ведь давно мог её сцапать, — Пшкевич повысил голос. — Каждый день тут бываю. Неужели такую мерзкую нечисть держали прямо в музее?

— Похоже. В прошлый раз от Ночвицких она драпала именно сюда, — я чуть выпрямился. — Ясь Дарецкий погиб на этих самых ступенях, а Юзеф Ничек…

— Не напоминайте! — недовольно поднял руку пан Рекар. — От этого бездаря и при жизни была куча проблем, не хочу слышать о нём и после смерти.

— Каких? — удивился я.

— Всяких. Запорол проклятую картину … — он остановился на полуслове. — Вы что меня допрашиваете?

— С пристрастием, — подтвердил я и вяло усмехнулся. — Не добивайте меня своими шуточками, и так еле говорю.

— Прискорбно слышать, — надменно бросил Пшкевич. — Всегда бы так.

— Не станете со мной секретничать?

Он лишь надменно задрал подбородок.

— Слова бы не сказал, но всю кашу заварил ваш дорогой приятель Габриэль Ремиц. Не знаю на какой помойке он подобрал, эту так называемую, живопись, но быстро пристроил её в музей. В любую дырку без мыла влезет.

— Вы всё-таки в приличном обществе, — хмуро напомнил я.

Пшкевич брезгливо сморщился.

— Ах, простите, наш нежный пан магистр Ночной стражи. Буду краток. Какой-то болван, не знаю уж какой именно, доверил реставрировать эту нелепую мазню криворукому юнцу. И этот… этот Ничек, бездарь этот… наворотил дел! — он тяжело втянул воздух. — Не знаю тонкостей, но скандал вышел знатный. Пришлось вашим Ремицам