— Хорошо. Теперь у тебя есть свобода. Я тоже не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты мертва для меня так же, как и твой отец.

Я закрываю глаза и втягиваю воздух так тихо, что она не может его услышать, прощаясь с матерью, которой у меня никогда не было.

— Я рада, что мы хоть раз пришли к согласию, — говорю я. — Однажды, когда я стану мамой, я чертовски надеюсь, что не стану такой, как ты.

Она хмыкает, вся такая высокая и могущественная.

— Когда ты станешь матерью, если ты когда-нибудь ею станешь, я надеюсь, что твоя дочь не окажется шлюхой. Вот кто ты такая. Раздвигаешь ноги для этого отвратительного мужчины. Ты знаешь, что он со мной сделал?

— Конечно, знаю. Мне только жаль, что он не сделал хуже. Ты заслужила это.

— Ты маленькая сука!

Теперь это я смеюсь.

— Ты думаешь, что ты намного лучше, чем он, не так ли? Ты всегда думала, что ты лучше всех. Но ты никогда не была такой, мама.

Я знаю, что этот разговор — последний, который мы когда-либо разделим. Это облегчение. Я наконец-то избавилась от нее. Она навсегда вырвана из моих корней.

— Лучше бы у меня никогда не было тебя, — хрипит она.

Я могу представить ее лицо, когда она это говорит. Напряжение по ее мускулам.

— Когда-нибудь, когда ты будешь старой и одинокой, ты, возможно, поймешь, какой ужасной матерью ты была, — напоминаю я ей. — Но к тому времени будет уже слишком поздно.

Ее грубое дыхание прорезает строй, и я практически чувствую, как зубы прокалывают мою кожу.

— Иди к черту, — наконец выплевывает она.

— Лучше молись, чтобы я тебя больше не видела. Потому что, если увижу, ты получишь от меня гораздо больше, чем пулю в ногу.

Она задыхается.

— В конце концов, я дочь своего отца.

— Ты никто.

Потом связь прервалась. Я задела ее, и ни одна чертова вещь никогда не чувствовалась лучше.

Я прижимаю телефон к себе, прощаясь с этой частью моей жизни и зная, что мне стало лучше от этого.

В дверь моей палаты легонько стучат.

— Войдите, — говорю я, уже зная, кто это.

Киара заглядывает в дверь, в ее круглых карих глазах плещется беспокойство.

— Просто заходи, — смеюсь я. — Обними меня уже, черт возьми.

Вздохнув, она вздергивает плечи, прежде чем войти и закрыть дверь.

— Значит ли это, что ты не ненавидишь меня за то, что я ужасная кузина? — Она оттопыривает уголок нижней губы, ее брови сгибаются.

— Нет, я не ненавижу тебя. — Я закатываю глаза.

Она бросается ко мне и садится на единственное черное кресло рядом с моей кроватью.

— Хорошо, может быть, немного, — поддразниваю я. — Как ты могла не рассказать мне обо всем этом, когда мы говорили по телефону? Кто такие Доминик и Данте? Убийство твоего чертова отца? — Мои глаза расширяются, когда я вспоминаю, что она сделала. — Как много ты на самом деле скрывала?

Нажав на кнопку, я поднимаю верхнюю половину кровати, что позволяет мне сесть.

Я вижу чистое изнеможение в ее глазах. Вижу, как это отражается на ее теле. В этом наша особенность: мы близки, как родные сестры. Я знаю каждое ее выражение, даже если оно простое, как подергивание глаз, что обычно означает, что она чертовски зла, но старается этого не показывать. Не стоит связываться с ней, когда она так злится.

— Прости меня, Ракель. Я хотела только лучшего для тебя. — Ее глаза молят о понимании, она наклоняет голову, губы глубоко сжаты. — Когда я позвонила тебе в тот день, когда мы разговаривали, Данте умолял меня ничего не говорить, и я просто слышала, как он говорил о тебе, потом слушала, как ты наконец-то была счастлива… — Она резко выдохнула. — Я не хотела отрывать это, даже если бы это означало, что в конце концов ты будешь злиться на меня.

Ее ладонь ложится на мое колено, мягко сжимая его.

— Но я знала, что в конце концов ты меня простишь. Мне очень трудно сопротивляться.

Ее смех смешивается с моим, когда мои глаза встречаются с ее.

— Теперь я вроде как хочу продолжать злиться на тебя, — бросаю я. — Просто чтобы доказать свою точку зрения.

— Ну, в любом случае, все получилось, верно? — Ее лицо искажается гримасой. — Типа того. Знаешь, минус то, что ты здесь и все такое. Но Карлито мертв.

Она невесело усмехается, как будто кто-то указывает на положительные моменты в дерьмовой ситуации.

— Да, похоже, за нами следует череда трупов, не так ли? — Я качаю головой, ненавидя то, как сложилась наша жизнь.

Она пожимает плечами, но я вижу, как сильно это ее беспокоит. Она всегда была сильной среди нас. Та, кто поддерживает людей, когда все, чего она хочет, это спрятаться там, где ее никто не найдет. Я совсем не знаю Доминика, но надеюсь, что он тот человек, который наконец-то сможет поддержать ее для разнообразия.

— Почему ты никогда не рассказывала мне о Доминике, когда мы были детьми? — Я хотела спросить ее об этом, как только узнала о них от Данте.

— Я боялась, что ты проболтаешься своим родителям, болтушка.

— Эй! — Я шлепнула ее по груди. — Я умела хранить секреты. Может быть. Иногда. — Я кривлю губы из стороны в сторону. — Ладно, хорошо, я была ужасна.

— Да. — Она хихикает. — Помнишь, я сказала тебе, что влюбилась в твоего соседа, а ты рассказал своей маме, которая рассказала твоему папе, который в итоге рассказал моему? Да. Угу. Я ни хрена не рассказывала тебе о Доме, особенно с учетом того, как сильно мой отец его ненавидел.

— Данте рассказал все это. Мне жаль, что твоя жизнь была таким адом, Киара. Я знаю, что говорил это на протяжении многих лет, но не думаю, что я действительно понимала, сколько всего тебе пришлось пережить, особенно будучи такой молодой.

— Все в порядке, кузина. То, что тебя не убивает, делает тебя крутой сукой.

— Ну, ты такая и есть. — В моем голосе звучит искреннее благоговение.

— О, я знаю. — Она отбрасывает волосы назад, а ее брови взлетают вверх. — Итак, когда мы тебя отсюда вытащим? Данте сказал мне, что все твои раны должны хорошо зажить. Я так рада, что ты не умерла. — Она усмехается.

— Ну, спасибо. Это было очень близко.

Она разводит руками.

— Каждый раз, когда я думаю об этом, мне хочется воскресить Карлито из мертвых и убить его заново. Данте сказал, что он страдал. Это правда?

— Да, Киара. Он