лучше. А действия мандатных властей не подлежат обжалованию: в стране чрезвычайное положение.

Водитель такси принес чемоданы. Кляйншток заплатил ему, и тот ушел.

— Азиз Домет. Выдающийся арабский драматург и главный редактор «Аль-Кармель» — самой влиятельной прогерманской газеты на всем Ближнем Востоке, — представил Кляйншток Домета и попросил его свозить гостей на Кармель, пусть посмотрят на Хайфу, а потом поехать с ними в Иерусалим.

— Когда мы встретимся с Чечкисом? — спросил Эйхман.

— Я с ним договорюсь, — ответил Кляйншток и попросил секретаршу принести бутылку коньяка.

Хаген похвалил немецкий язык Домета, а Эйхман начал рассказывать, каким замечательным было их морское путешествие. За коньяком разговор шел о всякой всячине, после чего Домет с гостями отправились на Кармель.

Эйхман никогда не был в горах, и на Кармеле у него перехватило дыхание. Какая панорама! А где-то внизу ползают жалкие людишки.

— Кто живет там внизу? — спросил он.

— Ближе к нам — христианский район, за ним мусульманский, А еще дальше — еврейский, — объяснил Домет.

— И сколько в Хайфе евреев? — поинтересовался Эйхман.

— Чуть ли не половина города.

— Как много евреев живет в разных странах! — удивился Хаген.

Домет хотел что-то сказать, но не успел: их окружил наряд полиции под командованием офицера.

— Ваши документы, господа, — сказал офицер.

— В чем дело? — спросил Эйхман по-немецки.

— Не волнуйтесь, обычная проверка документов, — успокоил его Домет и обратился к офицеру по-английски: — Господин офицер, это — туристы. Они только что приехали в Палестину.

— А вы кто такой? — спросил офицер. — Ваши документы.

— Я — житель Хайфы, редактор газеты. Вот мои документы. Меня тут все знают. Я показываю этим господам город. Вы наверняка обознались.

— Не обознался, — отрезал офицер.

Он проверил документы у всех троих.

— Все будет в порядке, — быстро сказал Домет по-немецки Эйхману и Хагену.

— Говорить только по-английски, — приказал офицер и вернул Домету его документы. — Вы свободны, а эти двое на основании закона о чрезвычайном положении в двадцать четыре часа должны покинуть страну.

— Но почему? — спросил Домет.

— Я же сказал, по закону о чрезвычайном положении. — И офицер приказал полицейским увезти немцев.

Домет перевел Эйхману и Хагену приказ офицера.

— А наши чемоданы? — заволновался Эйхман. — Наши вещи!

Домет спросил офицера, куда привезти чемоданы.

— На пристань, — бросил, уходя, офицер.

— А когда отплытие? — спросил Домет.

— Скоро, — не оборачиваясь, ответил офицер.

Домет привез на пристань чемоданы. Увидев под конвоем Эйхмана и Хагена, он закричал полицейским по-английски:

— Вот их чемоданы!

Конвой остановился. Офицер жестом велел открыть чемоданы, немцы поняли и открыли. Небрежно перебрав пижамы, сорочки, носки и нижнее белье, он показал, что можно взять.

Как только Эйхмана и Хагена увели, Домет бросился звонить Кляйнштоку.

x x x

Весь визит Эйхмана и Хагена в Палестину продолжался шесть часов. Их посадили на пароход, отплывавший через час, который на следующий день причалил в Александрии. Они были не на шутку расстроены: миссия провалилась! Как будто проклятых англичан кто-то предупредив!

На пароходе немцы познакомились с египетским адвокатом, который, к счастью, говорил на немецком. Он предложил им остановиться в его доме, и они с радостью приняли приглашение.

Первым делом по приезде в Александрию Эйхман с Хагеном отправились в английское консульство и попытались добиться пересмотра решения мандатных властей Палестины об их депортации. Но в консульстве им сказали, что решение пересмотру не подлежит.

Тогда они решили поездом выехать в Каир. Через три дня они приехали в Каир, остановились в итальянской гостинице «Норанди» и договорились о встрече с агентом немецкой разведки, работавшим в Каире под видом сотрудника Немецкого информационного бюро. Через него Эйхман и Хаген передали Кляйнштоку, чтобы Чечкис срочно прибыл в Каир.

Чечкис приехал через два дня. Встречу назначили в кафе «Гроппи».

— А как же мы будем сидеть за одним столом с евреем? — спросил осторожный Хаген. — Ведь Нюрнбергские законы это запрещают.

— Нюрнбергские законы действуют только на территории рейха, — ответил Эйхман, — а мы за границей. Это раз. Мы при исполнении специального задания. Это два. Так что у нас есть право в случае необходимости преступать закон.

Обершарфюрер Хаген успокоился.

— А вот и он, — тихо сказал Эйхман, кивнув в сторону входа.

После взаимных приветствий Чечкис извинился за действия мандатных властей и заверил, что ХАГАНА не имеет никакого отношения к получившемуся скандалу.

— Мы в этом не сомневаемся, — сказал Эйхман. — Нам известно, что вы враждуете с англичанами.

Чечкис начал с вопроса о еврейской эмиграции из Германии, который его больше всего интересовал. Между властями нацистской Германии и Еврейским агентством уже было подписано соглашение, по которому иммигрант из Германии имел право перевести свои капиталы в Палестину только в виде немецких товаров и по прибытии туда получить за них английские фунты, что привело к промышленному расцвету ишува. Казалось бы, лучше быть не может, но вопрос упирался в то, что американское еврейство вылезало из кожи, чтобы добиться бойкота немецких товаров, а Палестина была ими забита.

Поэтому Чечкис предложил другие условия выезда евреев из Германии: ежегодная квота составит пятьдесят тысяч евреев, у которых есть собственность на сумму не менее тысячи английских фунтов, и они смогут иммигрировать в Палестину без специального разрешения мандатных властей или сертификата.

— Еврей с тысячью фунтами в кармане считается «капиталистом» и автоматически получает заветный сертификат, — пояснил Чечкис.

Хаген сказал, что они не уполномочены решать такие вопросы и передадут предложение герра Чечкиса по инстанции.

Далее Чечкис предложил открыть на территории Германии тренировочные лагеря для еврейской молодежи, которая будет в них проходить необходимую подготовку перед иммиграцией в Палестину, и авансом сообщил Эйхману и Хагену важную информацию:

Всемирный панисламский конгресс, который собирается в Берлине, непосредственно связан с просоветскими арабскими лидерами. И что вас особенно заинтересует, — Чечкис прищелкнул языком, — так это мощный радиопередатчик, вещающий на Германию. Немецкие коммунисты установили его на грузовике, курсирующем во время трансляции вдоль границы Германии с Люксембургом.

Хаген и Эйхман переглянулись.

— Это в самом деле очень важная информация, герр Чечкис, — сказал Хаген.

— Поэтому, — продолжил Эйхман, — вам полагается за хорошую работу пятнадцать фунтов в месяц. Будете их получать от нашего человека в Палестине, а пока, — Эйхман достал деньги, — напишите, пожалуйста, расписку. Вот бумага и ручка.

— Спасибо, у меня есть и бумага, и ручка, — сказал Чечкис, пересчитав деньги.

Эйхман аккуратно сложил расписку и убрал в бумажник.

Они распрощались. Чечкис торопился вернуться в Палестину, а Хаген с Эйхманом — в гостиницу, где Эйхман по свежим следам записал подробности беседы с Чечкисом и составил отчет о поездке в Палестину, в котором, в частности, написал:

«Предложения Чечкиса