Воровство по привычке нельзя было назвать ни искусным, ни профессиональным. Многие кражи совершались случайно: вот уличный торговец на мгновение отвернулся, вот кто-то оставил одежду без присмотра на умывальнике, а вот и дом, хозяева которого гуляют на свадьбе. Крестьянин Ганс Меркель (он же Ганс Олень), «который работал 22 года»,

Еще проще: посыльный по прозванию Капустный Крестьянин «получил сумку с серебряными столовыми приборами и суммой в грошах, равной 200 флоринов, дабы отнести ее в Нойштадт, [но] он залез в нее и продал серебро евреям в Фюрте за 100 флоринов наличными», истратив все на еду и азартные игры[343].

Кража со взломом, поскольку она нарушала неприкосновенность жилища и таила в себе риск столкновения с жильцами, представляла угрозу куда серьезнее. К середине своей карьеры Франц уже стал экспертом в такого рода преступлениях, которые не отличались продуманностью и явно не тянули на «ограбления века». Его забавляют неумелые любители, такие как Анна Пергменнин, которая «прокралась в дом учителя школы в церкви Св. Лаврентия, намереваясь украсть, но была поймана и заключена в тюрьму; восемью днями ранее уже была заперта в подвале Ганса Пайра, [также] намереваясь украсть». Эрхард Ресснер «одной ночью взломал замки 12 лавок, но так и не смог проникнуть внутрь», в то время как Линхард Ляйдтнер, замочный мастер, «за последние два года забирался в 42 магазина в этом городе с ключами, которые он сделал для этой цели, думая найти деньги, но ничего особенного не украл»[344]. Еще более нелепым предстает пастух Кунц Пютнер, который

Даже профессиональный разбойник Линхард Гессвайн, «владевший многими инструментами, был пойман в подвале дома трактирщика Вастлы на Фруктовом рынке при попытке кражи»[346].

Но кража со взломом могла привести и к более серьезным последствиям. Лоренц Шобер, который, по словам Майстера Франца, украл мелочь, а именно 12 буханок хлеба, шесть сыров, рубашку и дублет,

Только искушенный вор-домушник Ганс Шренкер (он же Лентяй), кажется, заслужил профессиональное уважение палача, хотя и описан не без иронии:

Возможно, чтобы внести разнообразие в утомительные описания дилетантов, Майстер Франц особо обращает свое внимание на изобретательных или трудолюбивых воров. Один волочильщик проволоки «в течение полутора лет использовал специально подделанные ключи, чтобы один или два раза в неделю вскрывать магазин скобяных товаров, и украл около 21 эля [ок. 16 метров] проволоки, 14 элей [ок. 10 метров] стали и 40 000 гвоздей». Целеустремленная Анна Реббелин «входила в здешние дома более 40 раз и всегда обходила комнаты на двух или трех лестничных пролетах и выкрала великое множество вещей»[349].

Мелкие мошенники, главные герои плутовских романов, тоже весьма интриговали Майстера Франца, вероятно из-за присущей им наглости. Кристоф Шмидт (он же Крис Бондарь), бывший долгое время вором, как-то «вошел в восьмикомнатные общественные бани, одетый в старую одежду, а когда вышел, то одел лучшее [платье] других людей, положив на его место свое старье». Маргарита Кляйнин, которая также регулярно подвизалась взломщицей, «подходила к людям со стекляшками, звенящими в маленьких кошелях так, будто это деньги, убеждая людей доверять ей, чтобы она могла украсть [у них]». Георг Праун «украл 13 талеров [примерно 15½ флоринов] из сумки юноши из Грефенберга, путешествовавшего с ним, положив камни на их место, и Ганс Веклер также похитил 200 флоринов из седельной сумки [приятеля] портного, спящего рядом с ним в комнате в трактире в Гольдкронахе, после чего через разрез насыпал песок, чтобы сумка имела тот же вес». Как и положено, добавляет Майстер Франц, Веклер быстро «проиграл деньги, будучи обманутым кровельщиками Ворчуном и Рози, за что он подал в суд на них обоих, и по этой причине оба были высечены и изгнаны из города», уже после чего два шулера уведомили власти о краже, совершенной этим простофилей[350]. Франц явно потешается над плутовской сутью воров, у которых украденные деньги похищают другие воры, и часто приводит подобные сценарии[351]. При этом он хорошо понимал, что для обмана доверчивых людей не требуется особой сообразительности – лишь безразличие к страданиям других.