– Пока – нигде. Родственников нет, потому, наверное, и люблю эти строки:

– Вы знаете сонеты Шекспира? – тихо удивилась Рита.

– Я их люблю, но наизусть знаю не все. А можно нам завтра встретиться?

– Ишь, какой быстрый! – удивился Гриша. – Приходи на танцы. Я всё лето там играть буду. И Рита будет.

– Мне бы не потерять вас, – признался он. – Завтра пойду искать работу и общежитие. В милиции отмечусь…

– А в милиции зачем?

– Порядок такой. Все, кто освобождаются, отмечаются в милиции – на учёт ставят. Наблюдают, чтоб опять чего не накосячил.

– Это что же – всю жизнь будут наблюдать?

– Думаю, только первое время. Сегодня перекантуюсь у Анатолия, а завтра, надеюсь, ветер по-другому задует.

– Удачи тебе. Пойдём, Рита, а то родители начнут нервничать.

* * *

Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

Рита долго не могла уснуть. Сонеты Шекспира знали не все студенты-филологи, а тут человек из зоны – мест, которых она боялась и сторонилась, и – наизусть!.. Это впечатляло.

Сергей шёл по тёмной улице, плохо ориентируясь. Приближалась гроза – кругом сверкало и гремело. Начинался дождь, что грозил перейти в ливень. На его счастье, мимо промчалась «Победа», и яркие фары осветили телефонную будку-автомат. Сергей кинулся к ней, рванул на себя дверцу, и по железной крыше мощно зарокотал дождь. В какой-то момент удар был настолько сильным, что, казалось, молния испепелит его вместе с телефонной будкой. В жутковатом и тесном пространстве он почувствовал усталость. Пошарил в карманах и обнаружил газету. Расстелив её на полу, присел, обхватил руками ноги и не заметил, как уснул.

Он проснулся от утренней свежести. Дальние зарницы, отголоски грозы, осветляли небо. Предрассветная тишина навеяла утро, когда мать, сидя на его кроватке, будила его, 5-летнего, а он никак не хотел просыпаться. «Серёженька, мы опоздаем на поезд, вставай, родной». Он оттолкнул её руку и с головой ушёл под одеяло. Через какое-то время вошёл отец, молча взял его на руки, отнёс к рукомойнику, умыл и велел матери: «Помоги ему одеться». Восстановить в памяти расплывшиеся образы родителей не удавалось, но ощущение тепла материнских рук, что поглаживали его, ребёнка, и играли с его волосами, осталось. И тепло отца, на плече которого покоилась его головка, он тоже помнил.

Сергей открыл будку и ощутил контраст тепла и холод улицы. «Хорошо, сухим остался», – подумал он, спуская закатанный рукав светлой рубашки. На квартиру Анатолия пришёл он на рассвете, тихо прошёл в комнату, разделся, лёг на приготовленную постель и сразу же уснул.

– Вставай, пора, – разбудил его Анатолий.

В милиции Сергею предложили работу и комнату в общежитии завода, где требовались рабочие руки. Три дня он обустраивался. Купил кровать с панцирной сеткой, матрац. Кое-что принёс ему Анатолий.

– Дарю, – бросил он мешок на пол. – Это подушка. Она у нас лишняя. Осенью, когда начнут резать уток, сделают другую. И одеяло лишнее, так что пользуйся.

– Спасибо. Мне бы стол и стул.

– Придумаем что-нибудь.

* * *

Вечером они отправились на танцплощадку. Рита с Гришей встретили Сергея, как давнего знакомого. С танцев возвращались втроём. Рита старалась выглядеть взрослой и уверенной. Эту девичью невинность он воспринял с позиций видавшего виды человека. Сергей предложил в воскресенье пойти на пляж – отдохнуть и позагорать. Предложению обрадовались. Рита обещала позвать подружек, Сергей – одноклассников. Компания набиралась в шесть человек.

Расположились недалеко от дебаркадера. Пока девушки расстилали скатерть и готовили «стол» – резали колбасу, огурцы, раскладывали отварной картофель, яйца, зелёный лук и хлеб, – Гриша разделся до трусов, достал волейбольный мяч и начал пасовать с парнями. К ним присоединились другие отдыхающие, и вскоре образовался внушительный круг. Рита украдкой наблюдала за Сергеем. Он оставался в брюках, но играл с голым торсом – от волосатой груди исходила сила мужественного, зрелого человека. Он не был зажат, хорошо пасовал и обладал чувством юмора. На заморыша, какими обычно бывают детдомовцы и бывшие осужденные, он не был похож.

– Гриша, зови мужчин к столу! – велела Рита.

Игравшие просили оставить им мяч.

– Ладно, играйте, – легко согласился Гриша. – Когда надоест, вернёте. Мы вон там расположились. Пошли, парни, к девчонкам.

Их было три пары, но энергетика шла от одной – Риты и Сергея. Он читал стихи, умело и к месту ссылался на цитаты, и когда Ритины подружки поинтересовались, откуда у него такие познания, объяснил, не рисуясь:

– Я год на зоне пробыл, а там библиотека; практически всё свободное время проводил в ней, за год всю её перечитал.

Это признание окончательно покорило компанию. Когда вошли в воду и каждый обнаружил, на что способен, Гриша по-хорошему позавидовал Сергею:

– Ты, как рыба в воде, а я плаваю плохо – только мало-мальски держусь. Где и когда ты плавать так научился?

– Я ж в детдоме вырос, – усмехнулся Сергей. – В каникулы работали в поле и на опытном участке, а вечерами убегали на речку, что была рядом. В ней мы баню устраивали. Вода за день так прогревалась, что вылезать не хотелось. Соревновались, кто дальше нырнёт, кто быстрее проплывёт. Так и научился.

Рита и её подружки тоже не умели плавать, в учителя к ним напрашивался Анатолий.

* * *

В полдень к дебаркадеру причалил небольшой катер, похожий на лодку, и отдыхающих пригласили кататься – для середины двадцатого века редкий в Сибири сервис. Большинство ринуло на судёнышко, и вскоре на нём, вместо положенных 50 человек, оказалось чуть ли не вдвое больше – капитан, однако, на берег никого не вернул.

Быстрое течение мощной и широкой реки мешало развить скорость. Отдыхающие любовались пологим правобережьем и высоким изрытым левобережьем. Катер качало, словно в бурю; кое-кто начал жаловаться на тошноту; возле него одни толпились с советами, другие из любопытства. Капитана просили доставить больных на берег.