– Тамара! – рванул он. – Тамара, подожди!

– Вы меня? – остановилась та, что бежала последней.

– Не-ет, Тамару.

Девушка кого-то крикнула, и группа остановилась. Он подбежал к той, которую принял за Тамару…

– Я не Тамара, я Зельда, – улыбнулась девушка.

– Очень приятно. А я Гелик, – помолчал и добавил: Герман. Вы куда спешите?

– На ВДНХ, там сегодня концерты и танцы. Хотите с нами?

– С удовольствием.

Из разговора с Зельдой узнал, что она окончила экономический техникум; папа, инженер деревообрабатывающего комбината города Уфы, добился для единственной дочери путёвки на фестиваль.

– И я из Уфы! – воскликнул Гелик, и они рассмеялись.

Совпадение сблизило их. Оставшуюся неделю они провели вместе, и после фестиваля уехали в одном купе. Ей импонировала начитанность и спортивная форма жениха, его завораживал пышный волос и открытый взгляд больших чёрных глаз.

Вскоре Зельда решила познакомить его с родителями, что жили уютным гнёздышком в 3-комнатной квартире. Стол был празднично сервирован. Не избалованного и непривередливого к еде Гелика поразило обилие блюд: три разных салата, фаршированная сливами и яблоками утка, гуляш, три сорта пирожков, торт «Наполеон».

– Всё это готовила Зельда, я только помогала, – похвалила мама дочку.

Улыбнувшись, молодые переглянулись. Из дорогой посуды ел он впервые, старался соответствовать… Отец заговорил о живописи, музыке, литературе и поразился памяти и начитанности гостя, знавшего наизусть не только «Евгения Онегина».

– Твоей начитанности я по-хорошему завидую, – похвалил он. – А мы живем не тужим, Родине служим.

– Ну, так жизнь дана на добрые дела, – крылато поддержал его Гелик.

– А как тебе пословица: жизнь прожить – других бить и биту быть?

– Пословиц, что не нравятся, не запоминаю. Немцев 16 лет ни за что ни про что гнобили. Многих заморили голодом… И что – теперь в ответ нам бить обидчиков?

– Кому это – «нам»?

– Поволжским немцам.

– Значит, ты поволжский немец, – с расстановкой произнёс отец. – Пострадали не только поволжские, пострадали крымские, украинские, прибалтийские и даже сибирские.

– Не знаю. Знаю про поволжских. Во время высылки в поезде умер дедушка. Отцу дали 10 лет только за то, что в холодном поезде, когда немцев везли в трудармию, сказал правду: «Мы сами себе не принадлежим, мы все рабы».

– Такие слова и сейчас не прощают.

– На Волге жили мы огородом, коровой, отец работал бригадиром, растил нас сытыми и здоровыми, ничего плохого не делал, но… за слово правды чуть жизнью не поплатился. Хорошо – жив остался. Клеймо «враг народа» остаётся всего лишь клеймом – ничего общего с действительностью оно не имеет.

Выложив всё это, Гелик остался доволен, что в нескольких словах рассказал о том, о чём не принято было говорить: Зельда, мол, должна знать, с кем имеет дело.

– Жизнь, как луна: то полная, то на ущербе, – и отец Зельды свёл разговор к фестивалю.

– Это было волшебство. Такое не забывается. Москва – сказка. Она и с Зельдой нас познакомила.

– Какие у вас планы?

– Планы?.. – улыбнулся Гелик. – Планов мы не строим, просто дружим. Мне приятно её общество; ей, надеюсь, моё.

– Молодые дружат, планируя семью.

– Мне ещё год учиться. Закончу – начнём думать.

– Зельда у нас одна. Мы хотим ей счастья.

– Я не обижу её, – с излишней поспешностью отреагировал Гелик.

– Хочется вручить её в надёжные руки, понимаешь?

– А я что – ненадёжный?

– Ты умный и начитанный. И это уже хорошо. Говорить о надёжности рано.

– Говорить о надёжности, по моим наблюдениям, в принципе ненадёжно. Жизнь выбрасывает сюрпризы, что перечёркивают всякую надёжность: войны, ярлыки «враг народа», «шпион», «контрреволюционер»… Разрушая семьи и обрекая детей на сиротство, власть лишает их детства. Надёжность – это когда не предают, когда вместе и в горе и в радости.

– Ты нам понравился, – обнял отец на прощание Гели-ка. – Рос, как перекати-поле, но это не твоя вина. То, что сделали с немцами, аукнется в их детях, внуках и даже правнуках. Немцев сделали не только физическими, но и психологическими инвалидами на сотни лет. Заходи в гости, будем рады.

Отец Зельды всякий раз бывал рад встрече, находя для бесед общие темы. Мать подключалась к разговору, лишь когда речь заходила о материальном: завезли, мол, дорогой хрусталь – надо купить; в ювелирном видела новые золотые украшения.

После института Гелик получил распределение в Магнитогорск на металлургический комбинат, но по письму Иды в деканат распределение заменили на Воркуту. Квалифицированных специалистов заманивали на север условиями жизни и труда – в распределении указывалось, что молодой супружеской паре будет предоставлена трёхкомнатная квартира. Интуитивно чувствуя, что главную скрипку в семье играет мать Зельды, Гелик однажды провокационно спросил, согласна ли она уехать с ним в Воркуту. Ответ был ожидаем:

– Надо с мамой поговорить.

Семьи шахтёров жили, как правило, скученно и в бараках: квартирный вопрос был проблемой из проблем. В очереди на благоустроенную квартиру стояли годами, а тут сразу – трёхкомнатную!.. И, когда в очередной раз Гелик явился в гости, мать Зельды рассыпалась в дифирамбах— жених, мол, «перспективный и умный, против свадьбы с дочерью ничего не имею».

– А как жених? – рассмеялся отец.

– Жених за свадьбу, – улыбнулся Гелик. – А невеста?

– Невеста тоже за свадьбу! – лукаво улыбнулась Зельда. После такого игривого «сватовства» была вскоре сыграна скромная свадьба, и молодые уехали в провинциальную Вор- куту, в которой жили преимущественно «враги народа» – элита отверженных: бывшие военнопленные, бывшие дворяне, раскулаченные, ссыльные художники, артисты, писатели, видные военачальники.

Трёхкомнатная квартира на втором этаже в центре города была идеальным подарком. Две недели молодые обустраивались, после чего у Гелика начались трудовые будни. На шахту уходил он вдвоём с отцом: Пётр – работать киркой, Гелик— принимать оперативные решения, быть ответственным за жизнь людей и оборудование, словом, руководить производством и режимными параметрами технологического процесса. Зельда устроилась бухгалтером в городской Отдел образования, что находился недалеко от дома.

Прошёл год, и у молодых родилась дочь. Ида, любительница экзотических имён, – подобрала внучке имя, что для 1962 года было ещё актуально: РЕеволюция + НАука + Труд = Рената. Имя должно было защитить девочку от бед, что выпали на долю бабушки-дедушки-папы. С перерывом в четыре года родился мальчик – Роман.

7 Ноября в годовщину Великой социалистической революции, главного праздника страны, проводились ежегодные торжественные собрания с непременными премиями и наградами, что вручались и в майские праздники, в Дни шахтёра, Дни Победы и т. д. За десять лет работы на шахте у Гелика накопилось столько благодарностей, почётных грамот, дипломов, значков, наград, медалей, званий (почётного гражданина Воркуты, Ударника социалистического труда), что папка, куда всё это складывалось, превратилась в объёмную энциклопедию наград. «Солить будем», – подмигивал Гелик жене, но свою солидарность выражала она несколько иначе: «Приручают, чтоб не уехали. Лучше б, вместо побрякушек, побольше денег давали».