После того, как пробились через дождевые облака, открылось идеальной голубизны небо. И по крылу самолёта, если бы не болтался элерон, невозможно было определить, что летим. Поскольку летели навстречу солнцу, стемнело быстро и как-то вдруг. Было всё ничего-ничего – и вдруг стало темно.

После ужина дочь немного поболтала, повозилась и, опустив шторку, заснула.

Я же заснуть, даже чуть-чуть вздремнуть так и не смог. Я или забыл, или просто не обращал внимания раньше, что в какие-то периоды самолёт трясёт, точнее встряхивает. Летит, летит, и вдруг всем корпусом начинает дрожать. И тогда начинал молиться. Молитвенник из меня ещё тот! Как в пословице: гром не вдарит, мужик не перекрестится. Однако и навернуться с такой высоты в мои планы не входило (можно подумать, в чьи-то планы это когда-либо входило). А вообще такой зависимости от висения в районе стратосферы буквально на волоске я никогда ещё не испытывал. Ну и лепетал чего-то.

Ради справедливости надо заметить, что не всё время я молился и, глядя на беспечно спящих пассажиров, время от времени смотрел на светящийся экран не выключаемого во время всего полёта телевизора. Шла какая-то китайская дребедень. Кто-то за кем-то гонялся, висел на мизинце над пропастью, стоял, как балерина, на крышке фарфорового чайника, взмывал в небо или коршуном падал вниз, разя толпы недругов направо и налево мечом. Похоже, им это нравилось. Этакое развлекательное зрелище для подростков. Хотя бы йота правды, хотя бы капля действительности. И я отводил в сторону глаза, старался не смотреть, а сам через некоторое время невидяще смотрел опять, и наконец закрыл глаза.

Как же всё-таки это с нами случилось?

И я опять провалился в прошлое. Я проваливался в него постоянно, словно пытаясь уцепиться за спасительную соломинку, а соломинка всё обрывалась и обрывалась…

Мы познакомились с Аней на новогоднем вечере на втором курсе музыкального училища. Я тогда сыграл одного из самых забавных персонажей по имени Калибан в сценке из шекспировской «Бури». Представление прошло с большим успехом. У меня, понятно, не случайно сохранился экземпляр, который и привожу. Имена участников сцены заменены на русские.

Действующие лица:

Болван (у Шекспира Калибан), местное чудище.

Стёпка и Тишка (Стефано и Тринкуло), матросы, спасшиеся после кораблекрушения.

У новогодней ёлки стоят Тишка, Стёпка с бутылкой в руке, перед ними на четвереньках Болван. Они пьют по очереди из горлышка

Степка. А ты, Тишка, горевал, где нам взять третьего. Смотри, как лакает?

Тишка. За неимением нормальных людей, приходится пить с уродами. И много у тебя этого добра?

Стёпка. Целая бочка. Мой винный погреб под скалой. Если бы не эта бочка с хересом, ни за что бы не уцелел после кораблекрушения.

Тишка. Или, заболев от простуды, дрожал от лихорадки, как этот Болван. Смотри, а ему понравился херес. Эй, дурачина, хочешь ещё? Стёп, дай ему ещё глотнуть.

Стёпка. Ну как?

Болван. О-о, владыка, скажи, на остров с неба ты сошёл?

Стёпка. А ты как думал! Прямиком с луны свалился. Ведь прежде жил я на луне. А ты не знал?

Болван. О-о, ты – мой бог!

Стёпка. Да? Тогда приложись к моему евангелию.

Тишка. Да он сейчас её опустошит!

Стёпка. Ничего, я без труда наполню её новым содержанием. А ты неплохо лакаешь, чудо в перьях!

Болван. Пойдём, я покажу тебе весь остров! Отныне я буду ноги целовать тебе. Прошу тебя, будь моим богом!

Тишка. Клянусь, этот Болван – хитрец и пьянчуга. Как только его бог уснёт, он тут же выкрадет у него евангелие.

Болван. Постой! Хочу тебе я в верности поклясться!

Стёпка. Да? Тогда целуй евангелие (даёт поцеловать бутылку). Ну, а теперь клянись.

Болван. Клянусь, отныне за тобой пойду в огонь и в воду, о, мой человекобог!

Тишка. Вот умора! Ай да Болван! Из ничтожного пьянчужки бога себе сотворил!

Болван. Почему он надо мной смеётся?

Стёпка. Не слушай его, Болвашка! Хочешь, назначу тебя главнокомандующим… или моим знаменосцем?

Тишка. Главнокомандующим, ещё куда ни шло, поскольку командовать тут некем, а вот знамя ему точно не удержать. Смотри, как его разобрало, на четвереньках еле держится!

Стёпка. Перестань! Дай сказать слово болвано-человеку.

Болван. О, мой бог, позволь лизнуть тебе сапог?

Тишка. А больше ничего лизнуть не хочешь?

Болван. Это ты на что намекаешь?

Тишка. Я намекаю на то, на чём сидят (в сторону) на горшке.

Болван. О-о, майн Гот, я готов лизать тебе всё, что ты прикажешь!

Тишка. Сразу видно искренне верующего и беззаветно преданного человека. Дай ему за это ещё разок приложиться к твоему евангелию.

Болван. А этому насмешнику служить не стану. Не дай меня в обиду, государь!

Тишка. Ха! Я не ослышался, этот дурак сказал – «государь?»

Болван. Да он опять смеётся надо мной? Убей его!

Стёпка. Тишка, предупреждаю, если не перестанешь издеваться над этим ангелом, мне придётся посчитать твои рёбра.

Болван. Спасибо, государь! Клянусь… дай приложиться к твоему евангелию… (лакает).

О-о, божественный напиток! Не знаю, на небе я уже или ещё на земле!

Тишка. Ты вроде бы хотел поклясться?

Болван. Знаю без тебя!

Тишка. Тогда клянись. Стёп, пусть клянётся на твоём евангелии.

Болван (кладёт лапу на бутылку). Клянусь, отныне на острове ты для меня бог, поп и государь, а я покорный лизальщик твоих сапог!

Тишка. Аминь.

Стёпка. Ну, а теперь споём наш гимн.