В довершение всех бед 22 октября 362 г. огромный храм Аполлона Дафнийского внезапно был уничтожен пожаром. Рассвирепевший Юлиан тут же велел закрыть самый большой христианский храм в Антиохии, полагая, конечно, ошибочно, будто этот пожар – их рук дело[406].

Не найдя утешения во внутренней политике, Отступник посчитал, что самое время поддержать свой стремительно таявший авторитет удачными военными действиями вовне Империи, совершив нечто, достойное пера великих летописцев. Фронда, устроенная ему антиохийцами, лишь подтолкнула его к решительным действиям. Стянув войска от западных границ к Антиохии, царь решил уже весной начать так тщательно задумываемую им войну с Персией.

Собираясь в поход на Шапура, Юлиан получил немало предложений от соседних варваров, всегда нацеленных на добычу, стать его союзниками, но всем им ответил отказом. Единственное исключение (и ошибочное) было сделано для Армянского царя Аршака II, которому Юлиан велел со своим войском выступить в тот пункт, который ему будет указан позднее. 5 марта 363 г. он, наконец, во главе своей армии двинулся в путь.

Антиохийцы толпами провожали Юлиана в дорогу, а он, все еще гневаясь на них, раздраженно прокричал, что больше никогда не вернется в столь нелюбимый им город – скоро всем предстоит убедиться в правдивости этих слов. Настроение его было плохим – повсеместно ему чудились знаки грядущей беды: из Рима пришло сообщение, будто жрецы, обратившиеся к Сивиллиным книгам, не рекомендовали пересекать границу с Персией. Вступив через несколько дней с войском в Гиерополь (нынешний Мембежд), Юлиан едва не погиб под обломками обрушившегося левого портика ворот, но 50 солдат оказались раздавленными балками и камнями.

Перейдя Евфрат, Отступник прибыл в город Батны, где по его приказу еще ранее собрались фуражиры с припасами для легионеров. Внезапно одна из скирд пшеницы разорвалась и засыпала несколько десятков человек. В городе Карры Юлиан решил дать несколько дней отдыха солдатам, но и здесь ночами его тревожили недобрые сновидения. 19 марта, когда царь собирался выступать, было получено известие о пожаре, разрушившем храм Аполлона Палатинского в Риме[407]. Прискакавшие разведчики также доложили, что неприятельский авангард внезапно перешел границу и угнал добычу римлян. В этой связи царю ничего не оставалось, как выделить часть армии на охрану границы по-над Тигром.

Правда, военачальник Прокопий, командовавший этим соединением, получил приказ переправиться на другой берег великой реки и опустошать плодородные земли Мидии, выйдя впоследствии на соединение с царем к крепости Ктесифон. Ему в помощники василевс выделил армянскую армию во главе с царем Аршаком. В это же время сам Юлиан с оставшейся армией намеревался скрытно переправиться через Евфрат, обманув, таким образом, персов относительно маршрута своего передвижения.

Что и говорить, план был неплох, отличался тонким военным расчетом и дерзостью. Но его исполнение в немалой степени зависело от армянских отрядов, возглавляемых царем Аршаком II, и Прокопия. К сожалению, скоро выяснилось, что выбор союзника был неудачен – армянин был христианином и не испытывал никаких симпатий к Юлиану. Кроме того, римлянин так унизительно обращался с Армянским государем, что тот вскоре более думал о том, как бы быстрее избавиться от опасного соседа[408]. А доверенный военачальник Юлиана Прокопий постоянно сбивался с пути, не зная, идти ли ему самостоятельно на соединение с царем или попытаться повлиять на Аршака.

Несмотря на все препятствия, 27 марта 363 г. все же Юлиан дошел до переправы реки Евфрат близ города Каллиник (нынешний Ракка), где ему предложили свои услуги кочевники-сарацины, как и все варвары соблазненные грядущей добычей. Зная высокую боеспособность этих воинов, Юлиан принял их отряды в состав римского войска. На реке его уже поджидал весьма многочисленный флот: более 1000 грузовых судов и 50 боевых кораблей. У крепости Керкузий (ныне город Киркисия) армия Юлиана, усиленная отрядами сарацин, переправилась наконец на вражеский берег и через месяц после выступления из Антиохии достигла самой дальней точки римских владений – крепости Цирцезии.

Там царь устроил смотр своим войскам и произнес горячую прочувственную речь, очень понравившуюся легионерам. Для поднятия их боевого настроения он повелел также выдать каждому солдату по 130 серебряных монет и осмотрел свои войска. Действительно, это была дисциплинированная и очень сильная армия – под рукой Юлиана находилось 65 тысяч закаленных бойцов, лучшие части римской армии, не считая вспомогательных подразделений из примкнувших варваров, включая элиту элит его войска – галлов, очень любивших Отступника[409].

После того как римляне перешли на вражеский берег, их войско разделилось на три колонны: пехота – главная часть армии под начальством Виктора двигалась посередине, правая колонна шла параллельно реке Евфрат на виду флота, наконец, третья кавалерийская колонна шла левее под руководством Гормизда и Аринфея. Сам Юлиан во главе небольшого отряда личной стражи непрестанно носился между тремя колоннами своей армии.

Надо сказать, римское войско мужественно переносило и пустынные равнины Месопотамии с их бурями и ураганами, и нападения отрядов легкой кавалерии персов, систематически донимавших их. Наконец, пройдя за 2 недели почти 400 км, Юлиан с армией подошел к первым городам Ассирии, которые взял после краткого штурма и предал почти полному разгрому. В жарком климате Ассирии Юлиан делал все, чтобы сохранить боевой дух своих легионеров и наравне с ними делил все невзгоды военного пути. Нередко, замечали современники, его пурпурный плащ мелькал среди пеших легионеров и был так же мокр и грязен, как и плащ рядового воина[410].

Вскоре на пути римлян встала хорошо укрепленная крепость Перизабор, которую Юлиан не смог взять с ходу. Но после того как осажденные увидали приготовления римлян, они запросили мира и по взаимной договоренности покинули стены своего города; Юлиану достались очень большие запасы продовольствия. Однако армия уже начала уставать, и ее дисциплина рушилась. На следующий день персы внезапно напали на отдыхавших римлян, убив нескольких человек и захватив знамя легиона. Юлиан устроил децимацию, т.е. казнил каждого десятого солдата из состава отступивших легионов, и выгнал из армии двух трибунов, а для поднятия духа войска выдал легионерам по 100 серебряных монет. Но войско глухо роптало, не удовлетворяясь уже такой наградой за свои труды и лишения. Вновь пришлось обращаться к солдатам с речью, в которой Юлиан обещал либо умереть в этой кампании, либо подчинить Персию Римскому государству[411]. И солдаты поверили, ободренные его словами.