– Мне придется сделать календарную корректировку, – сказала Видона. Она вытащила клинок с суетливой аккуратностью, затушила огонь влажной тряпкой.

Джедао в ужасе уставился на нее.

– Этого человека можно было спасти.

– Пустая трата ресурсов, – ответила Видона. – Жертва все равно была почти мертва.

Не позволяя себе ничего сказать, Джедао развернулся на каблуках и вышел из зала. Он знал, куда пойдет дальше.

Джедао замедлил шаг ровно настолько, чтобы эскорт смог догнать его. Они не выглядели благодарными. Ему было все равно, что они думают о своем подопечном.

Покои Куджена были защищены огромным фойе. На стенах в изобилии росли свечные лозы, озаряя спутанные провода и радужные хитиновые панели. Повсюду разносился низкий гул, словно затихающий голос гонга.

На дальней стене сияла нирайская эмблема – серебряный пустомот, такой яркий, что отливал синевой. Сопровождающие преклонили колени в знак полного подчинения. Сам Джедао не стал утруждаться.

– Я пришел на аудиенцию к гекзарху! – крикнул он.

Когда двери раздвинулись, проливая свет на пол и освещая радужные панели, Джедао моргнул, но не двинулся с места.

– Джедао, – произнес Куджен своим бархатным голосом. – Момент можно было подобрать и получше, но… ладно.

Его не интересовали заверения Куджена.

– Как долго продолжаются эти поминальные церемонии?

– Капрал, – сказал Куджен, не глядя в его сторону, – вы и ваши солдаты можете покинуть нас.

Эскорт Кел сбежал.

Куджен уже показывал дорогу вперед.

– Пойдем со мной, – сказал он. – Ты не найдешь здесь ничего интересного, если только тебе не нравятся прототипы схем.

Они прошли через несколько комнат, каждая из которых была более роскошной, чем предыдущая, но это не улучшило настроения Джедао. В одной комнате висели шкуры серых тигров, а другая была обставлена стульями и столами, покрытыми красивым иссиня-черным лаком. Но третья была полна теней, за исключением пьедестала, на котором стояла огромная ваза из прекраснейшего селадона. Глазурь изображала изогнутую ветку с дождевой каплей, падающей на землю, – вот и все. Джедао не стал спрашивать, зачем Куджен собирает такие сокровища, если он почти не обращает на них внимания. Интересно, будет ли он сам таким же, когда приобретет больше жизненного опыта? Он надеялся, что нет.

– А теперь, – сказал Куджен, – можешь на меня наорать.

Джедао сдержал гнев.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Поминальные церемонии? – Куджен опустился на кушетку. Джедао сел на стул напротив него, вытянув ноги. – Ты имеешь в виду в их нынешнем виде?

Джедао просто смотрел на него.

– На протяжении восьми столетий с лишним, – сказал Куджен.

– И вы это допустили?

Куджен поднял брови.

– Джедао, – сказал он, – я тот, кто придумал эту систему.

Шестеренки в мозгу у Джедао заскрежетали, и механизм остановился.

– Формации, формационный инстинкт и мот-двигатели, – сказал Куджен, – все они зависят от людей, придерживающихся системы. Стабильность гекзархата и его способность обеспечивать своих граждан зависят от людей, придерживающихся системы.

– Куджен, – сказал Джедао, вновь обретя дар речи, – мы только что замучили военнопленных до смерти. Теперь противники никогда не пойдут на переговоры, не будут сотрудничать с обменом пленными, не поверят ни одному из наших заверений…

– Я и не собирался вести переговоры с Инессер или ее людьми. – Куджен встал и направился к шкафу. Из него он извлек темную бутылку без этикетки. Вопросительно наклонил ее и поднял бровь, глядя на Джедао. Джедао покачал головой. – Она и ее последователи слишком опасны. Лучше добавить их в список еретиков и двигаться дальше.

– Вы не можете просто взять и решить, что это нормально – пытать целые категории людей до смерти!

Куджен постучал пальцем по горлышку бутылки. Пробка, из чего бы она ни была сделана, исчезла в клубке бледно-голубого пара. В воздухе запахло розой и пряностями.

– Это один из лучших сортов розового вина, – сказал Куджен. – Мне бы не хотелось пить в одиночку.

– Если вы думаете, что я хочу напиться прямо сейчас, – ледяным тоном произнес Джедао, – то сильно ошибаетесь.

– Тебе же хуже, – пожал плечами Куджен. Он налил себе бокал и осторожно отхлебнул.

– Когда вы сказали мне, что мы восстанавливаем порядок в гекзархате, – сказал Джедао, – я понятия не имел, что вы это имеете в виду.

Куджен отпил еще глоток и поставил бокал на стол. Он подошел к Джедао. Джедао стоял на своем, чувствуя себя все более неуютно.

– Я и забыл, как ты молод, – пробормотал Куджен.

– Не надо, мать твою, меня опекать. – Джедао сердито уставился на гекзарха, и это было неловко, потому что Куджен был выше его почти на голову.

Куджен подошел ближе, совсем близко, и положил руки на плечи Джедао.

– Ты ведь не только из-за этого расстраиваешься? Дело еще и в той прискорбно жестокой конфронтации с отрядом Кел.

Джедао дрожал от сдерживаемого желания ударить гекзарха. Однако он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Это не…

– Я уже говорил тебе однажды, – перебил Куджен, – что ты не в силах шокировать меня. Помнишь?

Джедао неохотно взглянул в прекрасное лицо Куджена, в обрамленные длинными ресницами глаза – дымчатые, с золотыми крапинками.

– Помню.

Помедлив, он прибавил:

– Вы знали. Уже тогда знали.

– Я не думал, что ты готов это услышать, – сказал Куджен.

– Кто я такой? – Джедао был в ужасе от того, как дрожал его голос.

– Тише, – тихо сказал Куджен и потянул его вниз на кушетку, так что они оказались сидящими рядом. – Назовем это мерой безопасности. Я бы не хотел, чтобы мой генерал стал жертвой наемного убийцы.

Джедао вспомнил их первые встречи.

– Вы сказали, что у вас есть способы защиты. А вы… вы тоже…

Может быть, они все-таки похожи. Джедао невольно вспомнил, что Куджен был одним из немногих людей, которые никогда не реагировали на него со страхом или отвращением. «Я мог повлиять на него… изменить его мнение…» А потом он возненавидел себя за эту мысль.

Рука Куджена поднялась к его лицу. Гекзарх мрачно смотрел на Джедао. Он медленно распрямил пальцы и коснулся их кончиками челюсти Джедао. Казалось невероятным, что Куджен не слышит бешеного биения его сердца.

– Прекрасно, – грубо сказал Джедао. – Я тебя не шокирую? Докажи. – У него было смутное ощущение, что он пытается играть в игру, до которой еще не дорос.