Махар поднялся с кресла. Куджен позволил ему. Махар направился к одному из встроенных шкафов с множеством нарядов – черных, серых, серебристых, иногда с всплесками кружев цвета пены.

(«Тебе разрешено носить цвета, если речь не о церемониальном событии, знаешь ли, – сказал однажды Куджен Махару. – Что с тобой сделают, понизят в должности?» Махар проигнорировал эти слова.)

– Я думал, ты выше предубеждений такого рода, – мягко упрекнул Куджен.

– Знаю, что это не его вина, – сказал Махар, раздувая ноздри. – Все равно я не хочу с ним спать. Даже если для тебя это легкий способ взять его на поводок.

– Да, – сказал Куджен, – он, вероятно, придумал всю эту сложную рационализацию, чтобы объяснить, почему думать своим членом – это хитроумная уловка. Девятьсот лет прошло. Приятно знать, что человеческая природа не меняется.

Махар сорвал с вешалки одну из своих любимых рубашек, скомкал и бросил на пол. Вскоре у его ног выросла куча изорванных рубашек.

Куджен ждал. У него был большой опыт ожидания – это было первое, чему учились ревенанты.

– Эта тварь не понимает, кто мы – ее отец или любовник. Но ведь именно этого ты и добивался, не так ли?

Куджен не собирался позволять Махару бросить ему подобный вызов. В частности, нельзя было допустить, чтобы Джедао догадался об отношении Махара к нему.

– Рано или поздно у тебя должен был вырасти хребет, – сказал Куджен. – Момент ты выбрал безупречно.

Махар взял себя в руки и просто пожал плечами.

– Каждый имеет право время от времени упражняться в тщетности, – сказал он. – Ты всегда выигрываешь. Стоит ему заговорить, и я начинаю верить, что у тебя получилось. Но все не так просто.

– Что ж, – сказал Куджен, – возможно, тебе стоит напомнить. Еще немного, и ты получишь свободу.

– Ее не существует, – мрачно сказал Махар. – Ты научил меня этому давным-давно.

– Возможно, так и есть, – невозмутимо ответил Куджен. – Но ты получишь лучший эквивалент свободы, если захочешь. Разве я не выполнил условия сделки?

Махар опустил глаза.

– Выполнил, – прошептал он.

В пятнадцать лет Роскойя Махар проявил необычайные способности как кандидат в Академию Нирай. Куджен добрался до него первым. Младший брат Махара умирал от редкого заболевания.

Служи мне, сказал Куджен, и твой брат получит лучший уход, какой только можно найти в гекзархате. Ты сам будешь наслаждаться всевозможной роскошью. Цена в том, что вы с ним никогда больше не встретитесь.

Тогда, как и сейчас, Махар преуспевал в математике. Он все подсчитал. Он согласился.

В то время Куджен не мог предложить ему бессмертие. Когда-то они с Эсфарелем изобрели «черную колыбель», но Командование Кел слишком внимательно следило за ней, чтобы он смог запихнуть в нее кого-то еще. Кроме того, он слишком наслаждался обществом Махара, чтобы отказаться от него.

– Пойдем, – сказал Куджен и снова взялся за струны, управляющие марионеткой. Пребывая в теле Махара, он вошел во внутреннее святилище, где хранил самый ценный из своих экспериментов.

Эта комната, в отличие от других, не была создана для роскоши. Что бы ни думал о нем Джедао, он был знатоком своего дела. Стены здесь были мягкого теплого серого цвета, и свечные лозы никогда не тускнели.

В комнате стояли три гроба. В первом лежал еще один Джедао, хотя глаза его были пусты. Куджен предпочел бы иметь больше резервных копий, но ему не хватило времени. У этого не было шрамов – исключительно по эстетическим соображениям. Он не смог устоять перед искушением поработать и с лицом. Мелкие изменения, разновидность модификации, которую люди делали из тщеславия, оставаясь узнаваемыми для тех, кто их знал.

Во втором лежал Махар, или, вернее, Махар, каким он был в молодости. Махар продолжал отказываться от особой чести, но это не беспокоило Куджена. Даже если Махар настаивал на естественной смерти, а не на переходе в бессмертное тело, как у нынешнего Джедао, Куджену нравилась идея сохранить его подобие. Он привязался к этому человеку после десятилетий, проведенных вместе.

В последнем гробу лежал мужчина с вьющимися каштановыми волосами, молочно-белой кожей и янтарными глазами, телосложением танцора и улыбкой, которая разбивала сердца. Куджен смотрел на свою копию – так он выглядел в девятнадцать лет, когда окончил Академию Нирай. Его глаза были похожи на глаза Махара, хотя это было чистым совпадением. Они не были родственниками; он проверил, хотя такая перспектива и казалась маловероятной. Но, тем не менее, единственное сходство радовало его.

Куджен ослабил контроль, чтобы Махар мог говорить.

– Я не стану одним из них, – тихо сказал Махар. – Это уже слишком, Куджен. Я очень ценю твое предложение, но я не тот, у кого есть настоятельная потребность жить вечно. – В обычной ситуации якорь стал бы подкалывать Куджена насчет ненадежных прототипов. Сегодня он воздержался.

– Я всегда буду здесь, если передумаешь, – сказал Куджен. – Но рано или поздно время, отведенное каждому, подходит к концу. Не жди слишком долго.

Махар долго молчал.

– Когда я прихожу сюда, чтобы проверить оборудование, – сказал он наконец, – я иногда вижу, как они шевелятся. Они видят сны.

– Ну да, – терпеливо согласился Куджен. – Должен же быть какой-то минимум мозговых функций, иначе они оказались бы непригодны для обитания.

Махар шумно втянул воздух.

– Не надо говорить со мной, как с неучем, – прорычал он.

– Прошу прощения, – сказал Куджен.

Другая причина, по которой он держал Махара так долго, хотя обычно менял якоря каждые десять лет или около того: Махар был достаточно хорош в механике врат и мот-инженерии, чтобы стать полезным напарником в исследованиях.

– Мне нужно побыть одному, Куджен.

Куджен услышал напряжение в голосе Махара.

– Конечно, – сказал он. Он мог и помолчать, пока Махар не возьмет себя в руки.

Махар повернулся к гробам. Он избегал смотреть на свой собственный, но долго глядел на второго Джедао со смесью жалости и отвращения.

Последнее, что Инессер помнила об Истейе, была эвакуация. Она потеряла сознание еще до того, как та завершилась, – в частности, после удара, который уничтожил командный центр «Трех пустельг, трех солнц». Врач сказал, что ей повезло. Инессер пережила достаточно сражений, чтобы понять истинный смысл этих слов: «Ни одна из частей тела не утрачена» – и да, ей на самом деле повезло, хоть она и чувствовала себя как один гигантский синяк, состоящий из нескольких поменьше. И еще она каким-то образом сломала лодыжку.

В данный момент Инессер сжимала пяльцы для вышивки крестиком и то, что теоретически должно было стать привлекательным изображением складного веера. Единственная причина, по которой эта пустяковина уцелела, заключалась в том, что генерал-протектор не взяла ее с собой на командный мот. Она захватила вышивку на станцию Истейя, чтобы было чем заняться, если появится свободная минутка, и случайно оставила там. Эвакуируя станцию, люди Брезана предусмотрительно забрали вещицу с собой. Ассистентка Брезана вложила пяльцы в руки Инессер, когда та проснулась.