Надо бы позвонить Никите.

Хоть спасибо сказать.

Хотелось верить, что Никита не видел и не слышал скандала и у него не будет из-за этого проблем, а кем был Алекс, никто там уже не будет разбираться. Мало ли фуршетного планктона. Преследователей балерин.

Звонить не хотелось.

Может быть, завтра.

Алекс малодушно пошел.

Стоило вызвать Uber, но он зачем-то двинул пешком по бульварам. Их еще не расцветили миллионами огней. Для этого Москва дожидалась более официальной зимы.

Где-то финский бородач поглядывает на телефон в перерывах между тем, как опять начать гонять официантов.

Где-то дама в незолотистом платье досрочно забирает шубу, торопит машину, бежит с бала, как будто все вокруг превратится в тыквы и крыс прежде, чем она успеет вылететь в Барселону.

В хостел Алекс прибыл, сожалея, что здесь не сделаешь глинтвейн. Это ведь искать где-то по дороге специи и вино; греметь кастрюлями на этой псевдокухне, резать цедру, или даже без цедры; сидеть и ждать в чужом и чуждом месте, когда волшебный напиток начнет вскипать.

Он уже занес ключ-таблетку, спустившись в свою подворотню, подсвечивая телефоном, потому что хостелы в центре Москвы маскировались похлеще притонов. Но развернулся перед самой дверью и пошел в магазин – в другой подвал.

Там долго не было продавщицы, она пропадала в подсобке, и Алекс замороженно раздумывал, постучать по прилавку или подождать, и в итоге подождал.

– У вас есть джин?

На удивление! – здесь оказался Gordon’s. Но больно уж подозрительная бутылка, да и место. Алекс вертел-вертел, вздыхал-вздыхал и взял в итоге White Horse: от виски уже тошнило, но на идеал в России лучше и не рассчитывать.

Еще и платеж не сразу прошел – продавщица сбегала за Алексом и вернула уже с лестницы, он даже успел подумать, что это какая-то хрень из серии «они заморозили счета», но нет, ничего не заморозили.

Все притормаживалось, замирало, буксовало на месте перед самым концом, как в финале полета – из иллюминатора – кажется, будто самолет тяжело-грузно замер у самой земли. Еле тащится в вязком воздухе. Чтобы через секунду, коснувшись колесами, понестись, и тряска, и грохот, и бешеный рев.

В хостеле пустота, подчеркнутая тем, что на месте администратора работал планшет, какой-то фильмец игрался для никого. Этот длинноволосый мудак пропадал и раньше – может, спал в подсобке, – но видео все-таки останавливал. Какие-то типичные персонажи B-movie виртуозно матерились, ожидая, что в их укрытие доберется полиция, один истекал кровью, ну как «виртуозно», fuck-fuck, просто это была столь стремительная игра американским жаргоном, что Алекс только в такие моменты соображал, что это не его родной язык.

Проходя мимо «кухни», он задержался у шкафа, повыбирал себе стакан, который подходит к виски, хотя тут правильных нет.

Комната разгромлена.

Он не сразу понял, что тут к чему, потому что его рюкзак валялся на середине пространства и зиял внутренностями, как будто его тоже пырнули – как героя в кино. Шмотки разбросаны демонстративно. Одна кровать зачем-то сдвинута. Наверное, это нельзя было сделать тихо. Эти двухэтажные бандуры хрен знает сколько весят.

Fuck.

Алекс ринулся было в коридор, потом вернулся – где макбук?! – а, вот; всё в порядке, всё в порядке.

В каморку к этому мудиле Алекс вломился так, что тот даже не вскочил, а подпрыгнул.

Ужас в глазах.

– Что это за хрень?! – заорал Алекс.

Парень пытался делать какие-то жесты, то ли защищаясь, то ли призывая к тишине, хотя в этой дыре все равно никого, кроме них. Гребаный дом с привидениями.

Конечно, Алекс еще несколько дней назад не знал, где окажется завтра, в тюрьме или где похуже, и с этой точки зрения то, что его вещи перерыли, просто ерунда: да разве не перерыли их (не по разу) еще в той чертовой квартире?.. Забрав в Следственном комитете рюкзак, он брезгливо, двумя пальцами, доставал свои же трусы и носки, явно сложенные чужими людьми. То, что к нему могут вломиться и ночью – как в старых фильмах про тридцать седьмой (новых не снимали), – тоже казалось вполне логичным, он бы и это принял тогда с вялым смирением. Встал бы с кровати. Но этого обыска он не ожидал; вышло как-то внезапно. Под дых. Как удар уже после боя.

– Не надо ментов, брат, не надо ментов, я прошу.

До Алекса не сразу дошло, что лепечет этот ущербный, а сообразив, Алекс почти обрадовался: то, что можно позвонить в полицию, до сих пор даже как-то и не приходило в голову.

Довели… До психологии бесправного гастарбайтера.

А вот взять и вызвать!.. Просто из принципа.

Он полноценный гражданин, хозяин в своей стране.

– Скажи спасибо, что ничего не пропало, мудило. – Алекс поискал, куда тут сплюнуть. Он был хозяином ситуации, и в этом драйв. – Это я, кстати, щас еще проверю! Всё. Сваливаю на хрен из вашего чудесного местечка. Скажи спасибо…

Наверное, надо было закончить как-то по-другому, а то выходило слишком уж миролюбиво. Алекс зашагал обратно в комнату даже без цели что-то на самом деле проверять – что там проверять-то; его вещи за две недели стали уже чуть не общими.

Он девяносто раз пожалел, что взял в Москву макбук, ненужный. (Но он верил эппловской надежности аккаунтов.) На остальное насрать. Алекс уже давно не понимал, все ли его вещи здесь, кажется, пропала половина одежды, но если фээсбэшникам нравится дрочить на его трусы, то бога ради.

Пока его не было, волосатый даже не присел.

Алекс вернулся.

Он уже не несся. Тащился. Шел. Брел. Такое лицо, как будто в своей-чужой комнате он встретил нечто.

– У меня пропал… Пропала…

Он как будто не мог сказать. Найти слово.

Он и правда не называл никогда и не афишировал, что там хранилось в его вещах; мирненько стояло в углу долгими осенними вечерами; но дело сейчас и не в этом: у него реально возникли проблемы с речевым аппаратом. Со ртом и лицом. Как будто язык перестал нормально слушаться.

– Брат! – заговорил парень проникновенно, почти торжественно. – Я прошу тебя, уезжай отсюда. Хочешь, денег отдам? Могу за две ночи прямо сейчас и…

Алекс стряхнул его руку с плеча.

Этого показалось мало, и он впервые ударил человека.

Еще минуту назад это далось бы ему вполне органично – на драйве, на ритме, на бешеном потемнении в глазах. Но сейчас получилось странно, и медленностью какой-то походило, наверно, на драку под водой.

Волосатый не ответил и даже не защитился. Может, он считал это справедливой платой. К тому же удар вышел не особо и сильный.