Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоупс сидел за столом, откинувшись на спинку стула изаложив руки со сцепленными пальцами за шею. Он не мог видеть рук Алана, стиснутыхдо мертвенной бледности и онемения между колен. Да, сказал Скоупс, такие вещислучаются; опухоль мозга может вызвать поведение настолько неадекватное, чтоздоровому покажется психическим сдвигом. Одному приходит идея, что егонесчастья разделяют те, кого он любит, а то и весь мир, другому – будто егосамые близкие не пожелают жить после его кончины. Скоупс привел в примерЧарльза Уитмена из команды Игл Скаут, который взобрался на самую вершину ТексасТауэр и прикончил пару десятков человек, прежде чем самому свести счеты сжизнью; вспомни о школьной учительнице из Иллинойса, застрелившей несколькихсвоих учеников перед тем как прийти домой и пустить себе пулю в лоб. Вскрытие вобоих случаях показало опухоль мозга. Это только пример, сказал Скоупс, но ихнемало. Мозговые опухоли иногда являются причиной появления каких-тоэкзотических, совершенно непредвиденных симптомов, а иногда никаких симптомовне предъявляют. Поэтому наверняка сказать невозможно.
Невозможно, ты понял, Алан, и брось это дело. Совет хорош,но трудно выполним. А виной тому пузырек с аспирином и пристяжной ремень.
Более всего Алана донимал ремень, он висел в его сознаниималенькой черной тучкой, которая никак не желала рассеиваться. Энни никогда невела машину, предварительно не пристегнувшись. Даже если ей приходилось ехатьвсего до конца квартала и обратно. А Тодд, как всегда, был пристегнут.
Разве это ничего не значит? Если бы она решила в тот момент,когда последний раз выезжала со двора, покончить с собой и прихватить Тодда, тозачем она его заставила пристегнуться? Даже больная, убитая горем, она непожелала бы мучений собственному сыну, разве не так? Наверняка сказатьневозможно. Брось это дело. Но даже теперь, в постели со спящей рядом Полли, онне мог последовать этому совету. Его мозг снова и снова возвращался к событиямтех дней, пережевывая их, словно щенок, вцепившийся маленькими острыми зубкамив кусок старой кожи.
На этом этапе воспоминаний перед глазами у Алана всегдавставала одна и та же картина, неизбывный кошмар, который в конце концов ипривел его к Полли Чалмерс, поскольку именно Полли была более всех других вгороде близка Энни, а принимая во внимание раскручивавшееся тогда дело Бомонтаи психическое состояние Алана в связи с ним, даже ближе, чем Алан в последниенесколько месяцев ее жизни.
Картина возникала следующая: Энни отстегивает свой ремень,давит до отказа педаль газа и снимает руки с руля. Снимает за тем, что импредстоит в ближайшие несколько секунд выполнить другую работу, а именно,отстегнуть ремень Тодда.
Вот оно – их «скаут», неуправляемый, несется со скоростьюсемьдесят миль в час, сходит с шоссе, направо, в сторону к деревьям,отяжеленным серым, предвещающим дождь, мартовским небом, и Энни лихорадочновозится с ремнем, которым пристегнут Тодд, но мальчик кричит в страхе и отталкиваетее руки. Алан видит, как милое лицо Энни искажается, превращаясь в озлобленнуюмаску ведьмы, видит, как лицо Тодда вытягивается и бледнеет от страха.Множество раз Алан просыпался ночью, покрытый холодной липкой испариной отзвеневшего в ушах голоса Тодда: «Деревья, мамочка! Осторожно, ДЕРЕЕЕЕВЬЯ!»
Наконец, однажды, перед закрытием ателье. Алан пошел к Поллии пригласил ее к себе на чашку кофе, а если, сказал он, вы считаете этонеудобным, разрешите мне зайти к вам.
Сидя в кухне, в своей кухне, в нашей, подсказывал внутреннийголос, приготовив чай для гостьи и кофе для себя. Алан, спотыкаясь на каждомслове, начал повествование о собственных ночных кошмарах.
– Мне хотелось бы знать, – говорил он, – если это, конечновозможно, возникали ли когда-нибудь у Энни периоды тяжелой депрессии, о которыхя не знал или не замечал. Я должен знать… – Он замолчал, растерянный ибеспомощный. Зная и помня те слова, которые надо произнести, он не в силах былэтого сделать. Казалось, будто канал связи между его опустошенным замученнымсознанием и голосовыми связками становился все уже и тоньше и даже собиралсязамкнуться окончательно. Он сделал над собой усилие и продолжал. – Я должензнать, страдала ли она манией самоубийства. Потому что, знаете ли, Энни умерла неодна. С ней умер Тодд, и если были… признаки… я хочу сказать… признаки… которыхя не замечал, значит, я в ответе за его смерть. Поэтому мне необходимо этознать.
Он снова замолчал, чувствуя, что сердце готово выскочить изгруди. Он провел ладонью по лбу и удивился, обнаружив, что она стала влажной отпота.
– Алан, – сказала Полли и положила руку на его запястье. Ееголубые глаза смотрели на него в упор. – Если бы я замечала подобное и никомуоб этом не сказала, я была бы в ответе точно так же, как вы сами.
Алан помнит, как был потрясен ее словами. Полли моглазаметить нечто необычное в поведении Энни, чего не видел он, для него эта мысльстала вполне естественной и не терпящей дополнительных доказательств, ноте, чтосвидетельство необычного поведения может повлечь ответственность за результаты,никогда не приходило ему в голову.
– Так вы ничего не замечали?
– Нет. Я множество раз возвращалась к этой мысли, пыталасьвспомнить все до малейших подробностей. Я не хочу преуменьшить ваше горе ичувство потери, но должна сказать, что вы не единственный, кто мучаетсяразмышлениями о причинах случившегося, кто терзается душевными муками.
Последние несколько недель я ложусь спать с этой мыслью имучаюсь ею, перебирая в памяти все разговоры, намеки, мельчайшие деталиповедения, пока сон не сморит. Сравниваю свои воспоминания с результатамивскрытия, сопоставляю. Теперь я делаю это снова, слушая ваш рассказ о пузырькес аспирином. И знаете, что мне пришло в голову?
– Что?
– Ничего, – она произнесла это слово настолько бесстрастно иневыразительно, что оно странным образом убеждало. – Абсолютно ничего.
Бывали моменты, когда я находила ее чересчур бледной. Иногдаслышала, как она разговаривала сама с собой, подкалывая юбку или разворачиваяткань.
Это, пожалуй, единственное, что можно было бы назватьнеобычным, и я не устаю корить себя за то, что не обратила на это должноговнимания. А вы?
Алан кивнул.
– Но в целом она была такой как всегда, веселой, отзывчивой,доброй… прекрасным другом.
– Но…
Ее ладонь все еще лежала на его запястье и теперь слегканапряглась.
– Нет, Аллан, никаких но. Доктор Ван Аллен занимается такимже самоистязанием. Вы его вините? Вы считаете, что он виноват, пропустивопухоль?
– Нет, но…
– А я? Мы работали с ней бок о бок, каждый день, с утра довечера; в десять часов утра пили вместе кофе, в полдень обедали, потом в триснова пили кофе. Мы с каждым днем становились все ближе друг другу, говориливсе откровеннее. Мне, например, известно, что вы приносили ей в жизни полноеудовлетворение, и как друг, и как любовник, я знаю, что она очень любила своихмальчиков. Но приходила ли она постепенно к мысли о самоубийстве вследствиесвоей болезни… не знаю. Так скажите… вы обвиняете меня?