– И она заглянула своими голубыми глазами в самую душуАлану.

– Нет, но…

Ее рука снова сжалась, не сильно, но достаточно решительно.

– Я хочу задать вам один вопрос. Это очень важно, поэтомуподумайте как следует.

Он кивнул.

– Рэй был ее лечащим врачом, и даже он не замечал подобныхпризнаков, если они были. Не замечала их я. Я была ее близким другом и незамечала этих признаков, если они были. Вы были ее мужем и не замечали их тоже,если, конечно, было что замечать. И вы считаете, что на этом все, это конецпути.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Был еще человек, близкий ей, гораздо ближе, чем мы с вами,– сказала Полли. – Во всяком случае, я так думаю.

– О ком вы гово…

– О Тодде.

Он смотрел на нее не в силах понять. Как будто она говорилана другом языке.

– Тодд, – терпеливо повторила Полли. – Тодд, ваш сын. Тотсамый, кто не дает вам заснуть по ночам. Ведь дело все в нем, разве не так? Нев ней, а в нем.

– Да, – сказал Алан. – В нем. – Он не узнал собственногоголоса, а в душе постепенно образовывалось нечто огромное и тяжелое. Теперь,лежа в постели Полли, он вспоминал тот момент, в собственной кухне, судивительной отчетливостью: ее ладонь на его запястье, проскользнувший черезокно луч предвечернего солнца, золотистые волосы, светлые глаза, мягкий голос.

– Она заставила Тодда сесть в машину. Он сопротивлялся,кричал?

Боролся с ней?

– Нет, конечно, нет, но она была его ма…

– Чья идея была Тодду поехать в тот день с ней в магазин? Ееили его?

Вы не помните?

Он уже хотел сказать нет и вдруг вспомнил. Их голосадоносились из гостиной в то время, как он сидел в своем кабинете, ломая головунад очередными свидетельскими показаниями. «Мне нужно ехать в магазин, Тодд.

Хочешь со мной?» «А ты позволишь мне посмотреть новыевидеокассеты?»

«Почему бы нет? Спроси папу, не нужно ли ему чего-нибудь».

– Это была ее идея, – сказал Алан.

– Вы уверены?

– Да но она его спросила. Не приказывала. Огромное нечто вдуше продолжало расти. Оно скоро вырвется, думал Алан, и прольется на землю, ивзорвется, потому что оно прорастает корнями во все стороны, вглубь, вширь.

– Он ее боялся?

Она теперь допрашивала его с пристрастием, как он в своевремя допрашивал Рэя Ван Аллена, но заставить ее замолчать он не мог. И не былуверен, что хочет. Что-то было во всем этом правильное, то, что не приходилоему в голову во время бессонных ночей. То, что осталось еще живо.

– Тодд боялся Энни? Господи, конечно, нет.

– А в последние несколько месяцев?

– Нет.

– Несколько недель?

– Полли, я был тогда не в состоянии наблюдать. Все из-заТэда Бомонта, писателя… эти чудовищные события…

– Вы хотите сказать, что были так поглощены работой, что незамечали Энни и Тодда, когда они были поблизости, или просто редко бывали дома?

– Нет… да… то есть я, конечно, был дома, но…

Странное ощущение: оказаться на другом, принимающем конце,этого потока вопросов. Как будто Полли накачала его новокаином, а потом сталаколотить как боксерскую грушу. А НЕЧТО продолжало расти и продвигаться к выходу,туда, где силы гравитации заставят его обрушиться на землю.

– Тодд приходил к вам когда-нибудь и жаловался, что боитсямамы?

– Нет…

– Он хоть раз пришел и сказал: знаешь, па, мама собираетсяпокончить со собой и меня прихватить для компании?

– Полли, это ерунда какая-то. Я…

– Он говорил такое?

– Нет!

– А говорил ли он, что мама разговаривает или ведет себястранно?

– Нет…

– А Эл в это время был в школе?

– При чем тут Эл?

– Она оставила в гнезде одного сына. Когда вы уходили на работу,они оказывались наедине. Они обедали вместе, она помогало ему делать уроки,смотрела с ним телевизор…

– Читала ему… – эхом откликнулся Алан. Он по-прежнему неузнавал своего голоса, высокого, слабого.

– Она была наверняка первым человеком, которого Тодд виделпо утрам и последним – перед сном, – продолжала Полли. Рука ее покоилась на егозапястье. Глаза смотрели на него открытым взглядом. – Если был такой человек,кто мог заметить приближение трагедии, то только тот, кто умер вместе с ней. Аэтот человек никогда не сказал об этом ни слова.

Вот тут странная штука внутри Алана упала. Его лицо сталодвигаться.

Он чувствовал, как это происходит – как будто к коже внескольких местах привязали веревки и теперь дергают и тянут в разные стороны,ласково, но в то же время настойчиво. Горло стиснуло и обдало горячей волной.Лицо ошпарило жаром. Глаза наполнились слезами. Полли Чалмерс раздвоилась,растроилась, а затем расплылась, превратилась в игру света и тени. Грудь еговздымалась, но легкие, казалось, не находили достаточно воздуха. Его рукаперевернулась в мгновенном порыве и стиснула ее руку с такой силой, что этонаверняка причинило ей резкую боль, но она не издала ни звука.

– Я тоскую по ней! – закричал он подняв лицо и тяжелыйболезненный всхлип разорвал фразу надвое. – Мне плохо без них обоих! О,Господи, как мне плохо без них!

– Я знаю, – тихо сказала Полли. – Я знаю. Ведь в этом все идело.

Правда? В том, как тебе плохо без них.

Он плакал. Эл плакал каждую ночь две недели подряд, и Аланне отходил от него, успокаивал, как мог, но сам не плакал ни разу. Теперь ондал себе волю. Рыдания охватили все его существо и уносили так далеко, какмогут унести только рыдания. Он не в силах был остановить или облегчить их. Онне мог больше сдерживать своего горя и теперь, к собственному удивлению, понял,что делать этого вовсе не надо. Он оттолкнул чашку и слышал откуда-то из своегодалека, как она разбилась вдребезги, упав на пол. Он опустил свою измученную,пылающую жаром, голову на стол, обхватил ее руками и рыдал.

В какой-то момент он почувствовал, как Полли приподняла егоголову своими прохладными руками, уродливыми, добрыми, ласковыми руками, иприжала к своему животу. Так и держала, а он плакал. Долго, долго, долго.