– Ладно, – вздохнул он, – давай хоть так.

Люба принесла бокал с водой, Леля произнесла тост, теплый,проникновенный, очень добрый, полный любви к родителям и благодарности им зато, что дали ей жизнь и подарили чудесное детство и юность. Отдельнопоблагодарила за прекрасный подарок – деньги на ресторан, потому что эти деньгипозволили ей отпраздновать свой день рождения именно так, как она мечтала, ипригласить именно тех людей, которых ей хотелось бы видеть рядом с собой в этотдень. Люба была растрогана чуть не до слез, Родислав растаял от умиления. Да, ссыном им не повезло, но зато дочь удалась!

Чокнулись, выпили, посидели еще немного и разошлись. Пораспать, завтра рано вставать на работу. Родислав тут же разложил диван изавалился в постель, а Люба отнесла на кухню грязную посуду и принялась, какобычно, наводить порядок. Она не ляжет, пока не вымыт последний стакан и нестерта с пола последняя случайная капля воды.

Ее одолевали грустные мысли. Дочери уже двадцать пять, сынутридцать два, ей самой пятьдесят один. Вроде бы не так уж много, если неоглядываться назад и ограничиваться только взглядом в зеркало. Для пятидесятиодного года она выглядит очень даже ничего, особенно в одежде. Да, сыннеизвестно где, да, муж не спит с ней уже много лет, и у него есть другие детиот другой женщины, но во всем остальном ее жизнь не дает повода для жалоб. Отецжив, сестра в порядке, чудесная дочь, и деньги теперь есть, и работаинтересная. Чего еще желать? Может быть, только квартиру побольше, очень ужЛюбе надоело жить и спать в большой комнате, бывшей гостиной. Можно было бы,конечно, устроить спальню в Колиной комнате, как это было когда-то, но такойшаг означал бы некую окончательность в признании мысли: Коля больше невернется. А этого Люба допустить не может. Она ждет его, ждет каждый день,каждую минуту, ждет если не прихода его, то хотя бы телефонного звонка, хотя бызвука его голоса, произносящего: «Мать, у меня все в порядке, я на дняхвозвращаюсь». Она ловит себя на том, что, сидя в машине, постоянно вглядываетсяв идущих по улицам людей, и ей то и дело кажется, что она видит сына, и онавздрагивает, обмирает и уже открывает рот, чтобы попросить водителяостановиться, и осекает сама себя, разглядев: это не Коля. Просто похож. Аиногда даже и не похож вовсе. Просто очень хочется его увидеть, вот зрение иподводит, послушно идет на поводу у слепого безумного желания.

А как хорошо было бы иметь большую квартиру, и чтобы папа сТамарой жили вместе ними, и все были бы рядом, в одних стенах, за одним столом,и все на виду, все под крылом, и ни о ком не нужно беспокоиться. И Тамаре сталобы полегче, все-таки хозяйство оставалось бы на Любе, это даже не обсуждается.И можно было бы по вечерам, уложив всех спать, сидеть с сестрой, как когда-то,и все-все-все обсуждать, всем делиться, обо всем разговаривать. Какой же должнабыть такая квартира? Общая гостиная, комната Лели, комната Коли, спальня Любы иРодислава, по отдельной комнате папе и Тамаре – всего выходит шесть комнат.Нет, это невозможно. Таких квартир не бывает. А если и бывают, то у Родика неттаких денег. Если бы продать две квартиры, тогда другое дело, тогда денег моглобы хватить на новую, большую, улучшенной планировки, такие теперь строят вомножестве, но ведь папа ни за что не согласится продавать свою квартиру. Ипереезжать из нее он не захочет. Так что все эти соображения останутся толькомечтами. Да и как переезжать, пока Коли нет? Это неправильно. Хотя почему этонеправильно – Люба не смогла бы объяснить. Просто она так чувствовала. В ихквартире будут жить другие люди, но это же не катастрофа, можно оставить им исвой новый адрес, и новый номер телефона, и все номера мобильников, которымиобзавелись Романовы уже после бегства сына. Коля не потеряется, если захочетчто-нибудь сообщить или соберется возвращаться. В конце концов, рабочиетелефоны Любы и Родислава остались прежними, и родителей Николаша всегда сможетразыскать. А на втором этаже их дома по-прежнему живет Лариса, у которой,разумеется, будут все их новые координаты. Но все равно Любе казалось, чтопереезжать означало бы окончательно вычеркнуть сына из их жизни.

«Что за мысли? – упрекнула она себя, стоя поддушем. – О новой квартире речь вообще не шла ни разу. Родик даже разговоратакого не заводил. Откуда у меня в голове появляются эти идеи? Может быть, мнезахотелось перемен? Как лошади, которая застоялась в стойле. А какие переменымогут быть в моей жизни? Новая работа? Ни за что! Нигде мне не будет такспокойно, как под руководством Андрюши, и так интересно, потому что у него всевремя появляются новые проекты. Новый муж? Любовник? Невозможно. Мне не нуженникто, кроме Родика. Новое семейное положение тещи или свекрови, а вперспективе – бабушки? Непохоже, что это возможно, во всяком случае, вближайшее время. Новый внешний вид? Не получится, Томка перепробовала на мневсе мыслимые и немыслимые стрижки, которые только возможны с моими волосами,так что принципиальной новизны мы не добьемся, с теми или иными вариациями, новсе уже было. Поменять стиль одежды? Надеть короткую юбку с длинным пиджаком,как теперь модно, и какого-нибудь экстремального цвета, например желтого счерным? Нет, это не выход. Когда тебе за пятьдесят, носить короткие юбки глупо,хотя ноги еще позволяют, слава богу. И потом, этой новизны хватит максимум нанеделю. Неужели единственным вариантом остается перемена жилья? Наверное, мнедействительно хочется чего-то другого, чего-то нового, вот я и начала думать оквартире».

Она улыбнулась сама себе и стала вытираться перед зеркалом.Какие любовники? Она что, с ума сошла? Без одежды ее тело выглядит ужасно. Ну,может, и не совсем ужасно, но в любом случае не так, как должно выглядеть теложенщины, которую можно желать. Ей уже пятьдесят один, ни о каких переменах вличной жизни не может быть и речи. Да и не нужны ей, в сущности, эти перемены.Родик рядом, он каждый день возвращается к ней, они спят в одной постели, хотьи под разными одеялами, они вместе работают, они живут под одной крышей, у нихобщие друзья и общие проблемы. Он – ее муж, любимый муж. Вот что главное.Любовники какие-то… Надо же, какая бредятина в голову приходит!

* * *

Змей появился, как всегда, неожиданно. Камень решилизобразить обиду: ну что это такое – пропал внезапно, не предупредил, непопрощался, ничего не объяснил. Друзья так не поступают. Змей с тонкой усмешкойвыслушал претензии и ничего не ответил. Повисло молчание, которое испугалоКамня. Если играть в молчанку с Вороном он не боялся и всегда выигрывалпоединок, то со Змеем этот фокус не проходил. Камень признавал егопревосходство, и молчать с достоинством не удавалось.

– Но ты хотя бы что-нибудь посмотрел в рамках нашегообщего проекта? – спросил он, стараясь придать голосу как можно большестрадальческого миролюбия.

– А как же! Я посмотрел ранние годы ЛелиРомановой, – ответил Змей спокойно, словно ничего не случилось.

– А зачем? – удивился Камень, тут же забыв о своихобидах.

– Захотелось понять, почему она такая получилась. С девочкойявно что-то не в порядке, слишком много спеси, снобизма. Откуда? Ни в матери,ни в отце, ни в бабушках этого не было. Нормальная семья, все веселые,трудолюбивые, все нормальные, а у девчонки вечная и непреходящая мироваяскорбь. Может, был какой-то эпизод, который Ворон пропустил? Вот я и решилпосмотреть.