– Ну, Змей, – расстроился Камень, – ну этовообще… Вот это как раз и называется «не по-товарищески». Как так можно? Сказалбы уж, что ничего не знаешь, все-таки не так обидно.

– А я никогда не вру, – отпарировал Змей. – Иты, как поборник истины, должен ценить это мое чудесное качество.

– Я ценю, ценю, но все-таки… Может, скажешь, а? Ну хотьнамекни! – взмолился Камень.

– Ни за что, – твердо отказался Змей. – И непроси. Дождись, пока твой юный зритель все сам увидит и сам тебе расскажет.

– А вдруг он не увидит?

– Увидит, увидит. Там невозможно не увидеть. Наберисьтерпения.

– Ладно, – с угрозой произнес Камень. – Я этозапомню. Ты еще попросишь меня о чем-нибудь…

– Да? И что будет? – насмешливо спросилЗмей. – Ты мне откажешь?

– А вот и откажу! В отместку за сегодняшнее, –заявил Камень.

– Ну, считай, что я уже испугался. И такой весьперепуганный пополз по своим делам. Бывай покедова, не скучай.

Камень смертельно обиделся и ничего не сказал другу напрощание. Настроение у него испортилось, и даже суставы начали ныть сильнее.Хоть бы Ворон, что ли, побыстрее прилетел… Нет, ну как это так: все знать и нисловом не обмолвиться?! Даже как-то непорядочно. Не по-дружески. Камень решил,что, пожалуй, будет дуться.

* * *

Прошло еще несколько месяцев, и Любовь Николаевна Романовастала ощущать нечто странное, необъяснимое. Ей казалось, что обстановканакаляется, хотя в чем именно это проявляется, объяснить не смогла бы. Она такчувствовала. В январе 1998 года произошла тысячекратная деноминация рубля, и вобиходе снова после многолетнего отсутствия появилась металлическая копейка.Казалось бы, ерунда, ничего сверхъестественного, и цены, на первый взгляд,из-за этого не выросли, но в душе экономиста Романовой ни с того ни с сегопоселилась тревога. Потом, в конце марта, Президент страны отправил без видимыхпричин в отставку премьер-министра Черномырдина и внес в Государственную Думукандидатуру молодого, никому не известного Сергея Кириенко. Госдума встала надыбы и утверждать Кириенко не захотела. Правда, с третьего раза кандидатуравсе-таки прошла, но только потому, что возникла реальная угроза роспускапарламента. Любе стало еще тревожнее. И хотя за последние десять лет о слове«стабильность» можно было только с нежностью вспоминать и все вроде бы свыклисьс тем, что в завтрашнем дне никто не может быть уверен, весной 1998 года у Любывозникло четкое ощущение надвигающегося краха. Какого? Экономического?Семейного? Личного? Она не знала. Но ощущение усилилось в мае, когда странупостепенно стала охватывать начатая шахтерами «рельсовая война». Сотни тысячлюдей самых разных профессий перекрывали железные и автомобильные дороги,устраивали голодовки на рабочих местах, пикетировали здания областных игородских администраций и даже Дома правительства Российской Федерации.

Июнь стоял необыкновенно жаркий, город задыхался в стоячемраскаленном воздухе, и тревожное напряжение стало для Любы почти невыносимым.Каждое утро она с надеждой выглядывала в окно, но не видела ничего, кромебелесой, выгоревшей голубизны неба. Никакого намека на дождь или хотя бы наоблачность.

– Что с тобой? – спрашивал Родислав, от которогоне укрылась необъяснимая нервозность жены. – Что тебя беспокоит?

– Самое смешное – ничего, – признаваласьЛюба. – Ничего не происходит такого, из-за чего надо было бы сходить сума. Но я тем не менее схожу. Может быть, с Колей что-то? У любой матери естьбиологическая связь с ребенком, мать всегда чувствует, когда у ребенка что-тоне в порядке. Господи, я даже боюсь подумать, что он…

Родислав успокаивал ее, утешал, предлагал воспользоватьсяуслугами любовника Аэллы, хотя последняя информация от него поступила всего двенедели назад. Люба относила Аэлле деньги, получала подтверждение, что Колю всееще ищут, успокаивалась ровно на два дня и снова начинала нервничать. Она понескольку раз в день звонила отцу и Тамаре, она постоянно беспокоилась о Леле,ей все время казалось, что вот-вот должно произойти что-то ужасное,непоправимое.

Так прошла вся весна и начало лета. В ночь с 20 на 21 июнянад Москвой пронесся страшный ураган, положивший конец удушающей жаре. 11человек погибло, около 200 получили ранения, тысячи деревьев были вырваны скорнем, ветер срывал крыши и рекламные щиты, переворачивал припаркованныеавтомобили. Люба сокрушалась о пострадавших людях, но вздохнула с облегчением.

– Наверное, это и есть тот крах, предчувствие которогоменя угнетало, – сказала она мужу. – Кажется, меня отпустило немного.Во всяком случае, дышать стало явно легче.

Она приободрилась, но когда в середине июля Россия получилакредит от Международного валютного фонда, снова впала в тревогу.

– Любаша, – говорил далекий от экономикиРодислав, – ну что ты паникуешь? Где МВФ, а где мы с тобой? Они дали намкредит – и слава богу.

– Ой, не уверена, – качала головой Люба. –Ой, не уверена. Посмотрим, что будет дальше. Наверху считают, что нашуэкономику можно этим спасти. Если в течение максимум двух недель ничего непроизойдет, можно считать, что они правы, но если эффекта от этого кредитахватит всего на две недели, значит, наша экономика в таком состоянии, что ейуже помочь невозможно. Тогда в течение ближайшего месяца жди беды. Все рухнет.

Она целыми днями просиживала в кабинете Андрея Бегорского,который с вниманием отнесся к ее предчувствиям и требовал, чтобы главныйбухгалтер Романова вместе с ним разрабатывала пакет упреждающих мер на случайфинансовой катастрофы в стране. Идей у Любы было хоть отбавляй, и ни одну изних Бегорский не отверг, предварительно не обсудив досконально.

– Я смотрю, Любаша тебе стала нужнее, чем я, –однажды сказал Бегорскому Родислав, пряча ревность.

– Сейчас – да, – честно признался Андрей. –Но как только мы разработаем и примем программу выживания, подключаешься ты иначинаешь ее реализовывать. Так что не расслабляйся, твой час настанет с минутына минуту. А вообще-то Любка меня приятно удивляет. Я ведь брал ее на работупросто из сочувствия, чтобы она денег побольше зарабатывала на содержаниетвоих, между прочим, детей, а теперь с ужасом думаю: что было бы, если бы я еене взял? Я бы точно пропал. У нее потрясающее чутье, она меня от десятковпровальных контрактов спасала. Поэтому если она говорит, что опасность напороге, я ей верю. Безоговорочно.

Договоренность о кредите МВФ была достигнута 13 июля, 21июля деньги были переведены, а 23 июля рухнул рынок ценных бумаг, курсы которыхснова поползли вниз. Положительного эффекта хватило ровно на два дня.

– Теперь всё, – объявил Бегорский. – Начинаемдействовать по антикризисному плану. Срочно сбрасываем все ГКО и валютныеоблигации, всё, что можно, обналичиваем и переводим в доллары. Всё, что должныиностранным партнерам, немедленно проплачиваем и никаких новых сделок с ними незаключаем. Пока.