Мы оба услышали в ее голосе и резкость, и уверенность. Она утихла, глаза ее стали более спокойными, и когда она заговорила снова, голос ее уже не был таким надрывным.

— Да, для меня это важно. И это значит, что я по-прежнему больше всего на свете хочу быть жокеем. Значит, я должна работать упорнее, чтобы вернуться к прежнему уровню. Это значит, что я должна забыть эти три месяца и продолжать жить. — Она доела не слишком вкусный сандвич с цыпленком, выпрямилась и улыбнулась мне. — Если ты приедешь в Сандаун, я буду скакать лучше.

В конце концов мы отправились искать Майка Ноланда, чтобы, как сказала Алисия, услышать его честный ответ. Майк Ноланд с откровенной прямотой профессионала сказал ей:

— Нет, ты скакала плохо. Хуже некуда. Все время болталась в седле, как мешок. Но чего ты хотела, впервые сев в седло после того, что тебе пришлось пережить? Я знал, что ты не выиграешь. Я вообще сомневаюсь, что эта лошадь сегодня выиграла бы, будь в седле сам Фред Арчер. Ну, пришла бы третьей... четвертой. — Он пожал плечами. — В списке участников он и близко не стоял к победителям. В другой раз будешь скакать лучше. Я уверен.

До Сандауна, ладно?

— Ладно, — тихо ответила Алисия.

Великан тепло улыбнулся с высоты своих пятидесяти лет и снова похлопал ее по плечу.

— Это лучшая девушка-жокей в Европе, — сказал он мне. — Плюс-минус десятка два.

— Спасибо и на этом, — сказала Алисия.

Я ездил в Сандаун и на следующей неделе, и еще на пару скачек неделю спустя — на третий раз Алисия выиграла два заезда. Я смотрел на то, как ей аплодируют, как ее приветствуют. Она то и дело светло улыбалась, расседлывая лошадь, глаза ее сияли, движения были быстры и уверенны. Ее мастерство снова вернулось к ней, дух ее был на высоте, не то что прежде. День ото дня золотая девушка восходила все выше и выше к новым вершинам, и наутро после двух ее побед газеты напечатали ее портрет под восторженными заголовками.

Она вроде бы все еще хотела, чтобы я был поблизости. Особенно ей приятно было видеть, как я ее жду. Она выискивала меня в окружавшей ее толпе и улыбалась, когда находила. Она каждый раз приезжала из Ламборна и уезжала вместе с Майком Ноландом, но проводила свои свободные минуты на скачках со мной, уже не цепляясь за меня, как утопающий за соломинку. Она была на плаву и скользила по волнам, устремляясь мыслью к далекому горизонту. Она становилась счастливой, так как ей больше всего это было нужно.

— Я еду домой, — сказала она как-то раз.

— Домой?

— В Италию. К папе. Я так давно не была дома.

Я посмотрел в ее тонкое личико, сейчас такое полное здоровья, такое загорелое, такое уверенное, такое знакомое...

— Мне будет тоскливо без тебя, — сказал я.

— Да? — Она с улыбкой смотрела мне в глаза. — Я в неоплатном долгу перед тобой.

— Нет, — ответил я.

— Да. — Судя по голосу, она считала это само собой разумеющимся. Как бы то ни было, мы прощаемся не навсегда. Никакой трагедии в этом нет. Я вернусь. Сезон гладких скачек здесь через несколько недель заканчивается, но я определенно буду скакать в Англии следующим летом. Следующее дето — до него целая вечность.

— Алисия, — начал было я.

— Нет. — Она покачала головой. — Не говори того, что у тебя на сердце. Продолжай притворяться скалой, поскольку у меня до сих пор нет прочной опоры. Я еду домой, к папе... но я хочу знать, что мне стоит лишь позвонить. Иногда я просыпаюсь вся в холодном поту... — Она осеклась. — Я чушь несу.

— Ты только позвони, — заверил я ее.

Она метнула на меня настороженный взгляд.

— Тебе ведь никогда не надо повторять дважды, правда? Иногда и одного раза не нужно. Не забывай меня, ладно?

— Не забуду, — ответил я.

Она улетела в Италию, и дни мои стали пусты, хотя дел было невпроворот.

То, что Неррити чуть было не лишился Ординанда, вызвало скандал в благородном семействе владельцев дорогих лошадей, и я в сотрудничестве с нашими приятелями из страховой компании «Ллойдз» занимался возведением линии обороны против возможных подражателей нашим похитителям.

Некоторые из владельцев предпочитали застраховать своих лошадей на случай их похищения, но большинство страховали детей и жен. Меня вдруг стали приглашать во многие солидные особняки, чтобы выслушать от меня глубокомысленные суждения нашего председателя, и председатель непонятно почему решил, что я специалист по скачкам.

Синдикат «Ллойдз» развернул бурную деятельность, и в каждый контракт, как обычно, вписывал условие, чтобы в случае чего клиенты тут же обращались в «Либерти Маркет». Рука руку моет — и синдикат, и «Либерти Маркет» прямо-таки урчали от удовольствия.

Жокейский клуб тоже проявил некий интерес. Меня отправили в их офис на Портмен-сквер в Лондоне, чтобы обсудить со старшим распорядителем проблемы вымогательства. Он крепко пожал мне руку и спросил, действительно ли «Либерти Маркет» считает опасность реальной.

— Да, — спокойно ответил я. — В последнее время в мире скачек было три похищения — в Италии похитили владельца ипподрома, Алисию Ченчи, девушку-жокея, которую вы должны знать, в Англии — сына Джона Неррити.

Он нахмурился.

— Вы думаете, эти похищения взаимосвязаны?

Я сказал ему о том, что два последних были определенно связаны, и он нахмурился еще сильнее.

— Никто не может сказать, не попытается ли этот же самый человек еще раз пойти на похищение после того, как авантюра с Неррити провалилась, сказал я. — Но мысль о том, чтобы заставить кого-нибудь продать дорогую лошадь, может быть соблазнительна для подражателей. Потому да, мы действительно думаем, что владельцы лошадей должны проявить благоразумие и застраховаться от любого вида вымогательства.

Старший распорядитель без улыбки смотрел мне в лицо. Это был плотный человек лет шестидесяти с тем же естественным высокомерно-важным видом, что и у нашего председателя, хотя такого же всепобеждающего благодушия в нем не было. Морган Фримантл, старший распорядитель, главный авторитет в огромной индустрии скачек, производил впечатление скорее своей мощью, чем обаянием, скорее умом, чем теплотой, решительностью, а не терпеливостью. Я подумал, что люди больше уважают его, чем любят, и что еще он наверняка способствует оздоровлению мира скачек.

Он сказал, что слышал о нас от одного приятеля, который работает страховщиком в «Ллойдз», и что он сам сделал о нас несколько запросов, — Похоже, что ваша фирма пользуется уважением, — обратился он ко мне. — Должен сказать, я не считал, что такие организации нужны, но теперь я знаю, что в мире за год происходит около двух сотен похищений с целью получения выкупа, не считая межплеменных беспорядков в Африке или политических переворотов в Южной и Центральной Америке.

— Ну... — замялся я.

Он продолжал: